– Разве нельзя купить депутатов, разрабатывающих этот проект? – скептически поднял бровь Чумаков.
Барановский бросил на ректора Академии национальной безопасности косой взгляд.
– Мы занимаемся этим вопросом, но эти депутаты – люди Сопротивления, купить их не удастся.
– Значит, надо их запрограммировать.
– Для обсуждения этой перспективы я вас и оставил. К сожалению, законодательное творчество думцев не единственная наша проблема. Та же самая группа депутатов под руководством профессора Петренко разработала законопроект о запрещении СТОКК. – Владимир Никонович посмотрел на Мережковского. – Понимаете, что произойдет, если Дума проголосует за него?
– Мы лишимся главного инструмента контроля за социумом, – сказал Архип Иванович. – А почему бы для ограничения деятельности Сопротивления в Думе нам не попросить помощи у друга Директора? Я имею в виду Авогеина. Думаю, он легко справился бы с этим делом.
– Авогеин себя дискредитировал после провала операции с захватом академика Тиграна, на него надежды мало. К тому же конунга теперь больше занимает проблема мести. А вы должны знать, как реагирует Директор на просьбы подключить к оперативной работе его мага. Нам надо напрячься и самостоятельно нейтрализовать наступление врага, подобравшегося к нам слишком близко. Сопротивление расстроило две наши сделки по продаже новейших секретных разработок оружия, перекачало на свои счета наши наркоденьги, сорвало кадровую перестановку в правительстве.
– Какую перестановку? – заинтересовался Чумаков.
– Мы хотели поставить первым вице-премьером Аксючица, но наша инициатива не прошла.
– Он же дурак!
– Зато готов сделать все для Проекта. – Барановский изобразил улыбку. – В наше время, дорогой Борис Авдеевич, чем выше уровень власти, тем меньше интеллектуальных качеств требуется человеку, чтобы этого уровня достичь. Дураками же легче манипулировать, чем умными людьми, причем на всех уровнях. Но мы отвлеклись. Директор подозревает, что в наших рядах завелись «кукушки» Сопротивления. Надо их выявить и уничтожить, иначе сорвутся наши далеко идущие планы. Я имею сведения, что Сопротивление внедрило своих людей чуть ли не во все отделы Центробанка и Минфина, мы начинаем терять контроль над финансовыми потоками. Архип Иванович, разверните свою систему в этом направлении. И ликвидируйте, в конце концов, мешающий фактор.
Мережковский посмотрел на секретаря Совбеза с недоумением, и Барановский добавил:
– Я имею в виду всяких там Витязей, их берегинь и сопутствующих лиц.
– Я уже дал задание спецгруппе «тающих», – сказал Мережковский. – Кое-что сделано. Один из мешающих нам людей захвачен и находится в шоковом состоянии, поэтому вряд ли он будет нам полезен. У второго украли жену, теперь он у нас на поводке. Третий тоже предупрежден. Конечно, работают легионеры дубово, зато надежно.
– Надеюсь, вы справитесь. – Владимир Никонович налил себе минеральной воды, выцедил полстакана, бросил на съежившегося Чумакова змеиный взгляд. – Я просил вас, Борис Авдеевич, поработать с сыном. Его деятельность в рядах РНЕ нас не просто раздражает, она вредна для Проекта. Если он не уймется со своими выходками, нам придется его убрать. Физически!
– Я говорил… он обещал, – пролепетал Чумаков, вильнув взглядом. – Дайте мне еще немного времени.
– Почему бы нам не запрограммировать все руководство РНЕ? – предложил Мережковский. – Легче было бы держать баркашовцев под контролем.
– Фашисты и националисты Проекту не нужны! – отрезал Барановский. – Вернее, нужны, но лишь для того, чтобы мы всегда могли навешать на них собак, обвинить в попытках реализации заговора против существующей власти. Ваш сын нам мешает.
– Я все сделаю, он больше не будет, – пообещал вспотевший ректор АНБ.
– Теперь оперативные дела. – Барановский допил воду, смочил ладонь и провел по блестящей лысине. – Что у вас по базам Катарсиса?
– Мы вышли на три региональных центра, – сообщил Мережковский. – В Нижнем Новгороде скорее всего располагается база контрразведки Катарсиса. В Переславле-Залесском – база службы охраны важных персон и объектов. Служба разведки – в Суздале.
– Это заслуга ваших людей или Асламова?
Архип Иванович подавил раздражение, признался после некоторого колебания:
– Сведения Асламова. Но мы кое-что проверили и убедились, что он прав. Во всяком случае, контрразведка действительно сидит в Нижнем.
– Сидит, – усмехнулся тонкими губами Барановский. – В том-то все и дело, что она не сидит. Ну, а главный центр управления Катарсисом где располагается? Может быть, здесь, в столице, у нас под боком?
– Асламов этого не знает. Однажды он ездил в Юрьев-Польский для встречи с одним из руководителей Сопротивления. Возможно, центр находится там.
– Бросьте на Юрьев-Польский все силы, нам позарез необходимо как можно быстрее раздавить гнездо Сопротивления, чтобы Проект осуществился без помех. Чем занят Асламов? Пусть действует активней, только через него мы сможем выйти на лидеров Катарсиса и ликвидировать их.
– Работа Катарсиса основана на бесконтактной связи, руководители служб никогда не встречаются с командирами групп, поэтому выйти на них трудно…
– Да мне плевать на эти ваши трудности! Зачем мы создавали структуру СТОКК? Чтобы вы заявляли, как вам трудно работается? Засуньте Асламова в «лунный свет», выкачайте из него всю информацию, он должен знать больше. Делайте что хотите, но к концу мая уничтожьте Сопротивление!
Наступила пауза.
Чумаков сидел тихо, как мышь. Мережковский с трудом сдерживал злобное раздражение, но тоже молчал. Наконец пробормотал:
– Мне нужны кадры… компьютерщики, электронщики, математики… экстрасенсы.
– Обратитесь к заму Директора по кадрам, – буркнул Барановский, – он вам подберет людей. Что касается экстрасенсов, то это епархия Авогеина.
– У меня нет к нему доступа.
– Надо было хорошо подготовить захват Тиграна, вот и был бы свой личный экстрасенс. Кстати, где сейчас Тигран? В бегах?
– Работает как ни в чем не бывало вместе со своим учеником на прежнем месте. Усилил охрану медицинского Центра…
– Что, если попытаться захватить Тимергалина, запрограммировать, а через него выйти на академика?
Мережковский и Чумаков переглянулись.
– Надо подумать.
– Подумайте. Я вас больше не задерживаю.
Ректор и завкафедрой Академии национальной безопасности вышли из зала, спинами ощущая тяжелый взгляд Владимира Никоновича.
Оставшись один, секретарь Совета безопасности задумчиво сложил бумаги на столе, поджег их взглядом, тут же потушил, и лицо его изменилось, превращаясь последовательно в лицо Валягина, затем Ивана Авогеина и наконец в лицо президента.
В дверь зала заглянул сотрудник секьюрити Совбеза. Барановский поманил его пальцем и, когда ошеломленный метаморфозами начальника парень подошел, уперся тяжелым взглядом в его глаза с расширяющимися зрачками и сказал:
