Василий кивнул. «Комба» – комбинированная манера боя – включала в себя техническую спецподготовку, приемы карате, джиу-джитсу, дзюдо, бокса и кэмпо, короче – приемы уличной драки, реального боя.
– Впрочем, что я спрашиваю, – продолжал Шевченко, – ты же проходил курс «киммандо»
[19]
, а это примерно то же самое.
– Короче, Склифосовский, не ходи вокруг да около.
– Вася, нам нужны специалисты высокого класса, вплоть до «абсолюта», а ты – бывший ганфайтер-перехватчик, иных рекомендаций и не требуется. Пойдешь в «кобры»?
– «Кобры»? Что это?
– Командир обоймы риска, сокращенно «кобра». Зарплата такая, что и министрам не снится. Плюс моральное удовлетворение от искоренения зла, что немаловажно. Ну и главное… – Валерий перестал улыбаться. – Осознание полной свободы и власти.
– Последнее – лишнее, – буркнул Василий. – Я подумаю. Хотя убежден: злом зло победить нельзя. Другое дело – торжество справедливости… Но я подумаю. Можно у тебя еще на сутки задержаться?
– Ради Бога. И последнее, Вася. Ты был дружен с другим «абсолютом», неким Соболевым. Не знаешь, где его можно найти? О нем такие легенды ходят, что нам захотелось и его заполучить в команду.
– Откуда ты знаешь о Соболеве?
– От верблюда. Не забывай, я работаю в «Барсе» и в «ККК», а информация и там, и там поставлена не хуже, чем в контрразведке. Так что ты скажешь?
Василий долго не отвечал, размышляя о предчувствиях вообще и Матвея, в частности. Рано или поздно такое должно было случиться, когда-нибудь их вычислили бы и без этой случайной встречи в Москве. Хотя, с другой стороны, ничего случайного в мире не происходит, ибо случайность – нелроявленная закономерность.
– В принципе мы и сами в состоянии попросить его присоединиться к нам, тем более что знаем, где он в настоящий момент пустил корни, – в Рязани. Но будет лучше, если попросишь ты.
Балуева неприятно поразила осведомленность бывшего соученика по рукопашному бою относительно местонахождения Матвея, однако виду он не подал.
– Если решу работать с вами, предложу и ему, – отрезал он. – Давай-ка спать, утро вечера мудренее.
Проснулся Василий в семь утра, однако хозяина уже дома не было. На столе ждала записка: «В холодильнике колбаса и яйца, молоко. Завтракай. Вечером покалякаем». На записке лежал ключ от квартиры.
Позанимавшись в «спортзале» на тренажерах, Василий позавтракал и, не имея особых планов, поехал к Володе Абуткину, адрес которого дал Злобин.
В фойе метро Балуев обратил внимание на милиционеров, работников метрополитена, задержавших на его глазах пожилого мужчину в сапогах и стеганом халате, не то киргиза, не то казаха. О чем они с ним толковали, неизвестно, только в результате пожилой киргиз опустился на лавку и заплакал, а милиционеры, один тощий, согнутый, как скоба, а второй толстозадый, с бритым мясистым затылком, спокойно направились вдоль перрона, поигрывая дубинками.
Обычно Балуев не вмешивался в подобные инциденты ни на улице, ни в присутственных местах, но при взгляде на морщинистое темное лицо жителя дружественной державы, по которому текли слезы, что-то стронулось в его душе, и Василий, не раздумывая, шагнул к нему.
– Что случилось, отец? Я видел, как ты беседовал с держимордами. Ударили, что ли?
– К дочке приехал… Сулеймановы мы… а паспорт забыл… тот деньга взял… все… сказал, заберу, давай деньга…
– Сколько взяли-то?
– Двесть тыща… все… больше нету… подарка хотел купить…
– На, отец, держи. – Василий сунул мужичку шесть бумажек по пятьдесят тысяч. – Покупай свой подарок. Ошиблись солдатики, я с ними поговорю. Куда ехать собрался?
– Савале… Савольска…
– «Савеловская»? Садись, твой поезд идет. – Василий посадил ошеломленного старика в вагон, догнал милиционеров, остановивших молодую пару армянского вида.
– Эй, начальник, поговорить надо.
– Чего тебе? – лениво обернулся толстозадый страж порядка с блинообразным безбровым лицом.
– Пошли в дежурку, здесь народу много.
– А документы есть?
– Там и покажу. – Василий направился в конец платформы, где находились служебные помещения станции метрополитена. Однако милиционеры остановили его раньше, дернули за плечо. Один демонстративно расстегнул кобуру штатного «ПМ», второй перехватил дубинку левой рукой, протягивая правую.
– Документы, гражданин.
– В порядке, – обернулся Василий, сдвигая кожаную кепку на затылок. – Давайте-ка по хорошему договоримся: вы возвращаете деньги, что отобрали у того старика-киргиза в халате, добавляете столько же своих за моральный ущерб, а я делаю вид, что ничего не произошло.
Тощий служитель закона заржал, у блинномордого нехорошо сузились глаза и побелели губы.
– У тебя что, бля, крыша поехала?! А ну, кажи документы, пока не загремел в темную!
Василий со вздохом воткнул ему кулак в подреберье, помог сесть на скамью у стены. Сказал застывшему от неожиданности тощему:
– Деньги!
Милиционер схватился за дубинку, но рука вдруг отказалась повиноваться, из глаз посыпались искры, воздух застрял в легких, не желая выходить. Василий плюнул на его мундир, сел в вагон и уехал. Ругал себя лишь за то, что не довел защитников правопорядка до дежурного помещения – урок надолго запомнился бы им.
Володя Абуткин жил в двухкомнатной квартире по Староконюшенному переулку вместе с женой, ее матерью и дочерью жены от первого брака. От одного запаха, витавшего в квартире больного, Василия замутило, а когда он глянул на неподвижно лежащего в кровати бывшего однокашника, на его бледное одутловатое лицо, настроение и вовсе испортилось.
Абуткин узнал Балуева не сразу, а когда понял, кто к нему пришел, даже прослезился. Василий выгрузил из сумки яблоки, бананы, фруктовую воду, открыл «херши», сказал со смешком:
– Время пить «херши», Бутя. Рад тебя видеть!
– Взаимно, – прошептал растроганный Абуткин. Говорил он медленно, не заикаясь, но явно с трудом, и смотреть на мучения парня было тяжело. Вся нижняя часть тела Володи была парализована и не двигалась, а что он чувствовал, можно было представить.
Пробыл у товарища Василий недолго, минут сорок, и за это время лишь раз увидел старуху, мать жены, возникшую на пороге и тут же куда-то сгинувшую. Абуткин ожил, раскраснелся, с удовольствием уплетал яблоки и рассказывал свою невеселую историю, столь печально окончившуюся.
– Вот и лежу теперь, как колода, – закончил он, постепенно утрачивая блеск в глазах и недолгое оживление. – Жена терпит, но я-то вижу, каково ей.. Подумывал даже о самоубийстве, да решимости не хватает. Все один да один, читаю да телек смотрю… Кому я нужен? Изредка приходят навестить племяши. – Владимир снова оживился на короткое время, хрипло рассмеялся. – Ох и башибузуки! Одному три года, тезке твоему, Васькой звать, второму, Андрею, пять. Однажды пришли в гости всей компанией: дед, отец и мать… моя сестра, ну и они, конечно, а Василий хмурый чего-то. Спрашиваю: ты что, Василек, мороженого переел? Дед глянул на него строго: оказывается, описался в троллейбусе молодец. Ну, я ничего. Сидим, обедаем. Потом Андрей начинает младшему выговаривать:
