— И чего это наш лорд ходит окольными путями?
Пахнуло солнечным теплом, как бывает только весной, когда сбрасываешь одежду и подставляешь зимнюю шкуру солнцу, да еще в постели с разогретой пухленькой женщиной.
Я оглянулся, едва не сплюнул, но лицо само расплылось в улыбке.
— Бабетта, ты чего подкрадываешься?.. Это мой дворец или как?
Бабетта вся налита щедрым солнцем, золотые волосы, золотые веснушки на здоровой коже, здоровый сочный румянец, как у доярки, умильные ямочки на щеках, вся светится ликованием, как же, меня увидела, так вот щас и куплюсь, все женщины брешут…
Но все же малость купился, заулыбался во весь рот, будто щасте свое встретил.
Она заверила радостно:
— Твой, дорогой Рич, все здесь твое! И я тоже. Правда-правда!.. Хотя я всегда была твоей, но теперь вот как-то особенно твоя.
Я спросил с подозрением:
— А что особенного теперь?
— Все, — заверила она, — что пожелаешь!
Я пробормотал озадаченно:
— А что, есть что-то еще?
— Наверняка, — сообщила она, — я же вижу по твоему лицу, что много чего еще есть и все-то ты знаешь! И мне можешь рассказать и показать, такой наивной и простодушной!
— Бабетта, — сказал я предостерегающе, — сегодня же отдам приказ стрелять, если явишься вот неожиданно. Видишь вон там арбалетчика? И еще вон там?
Она запротестовала свежим милым голоском:
— Рич, я никогда не поверю, что ты отдашь такое зверское повеление!
— Почему? — изумился я. — Ты ущемляешь мое достоинство сатрапа. Здесь все вертится по моему желанию, но ты являешься откуда-то и попираешь…
— И что, нарушаю что-то? Рич, да они меня даже не замечают! Думаешь, почему даже не взглянули?
Я посмотрел по сторонам, придворные бросают на меня любопытно-озадаченные взгляды, проходят с поклонами, и в самом деле, никто даже не мазнул взглядом по Бабетте.
— Так, — сказал я тихо, — иди за мной, а то удавлю прямо на месте. Я выгляжу как сумасшедший?
Она загадочно улыбнулась, а я, не проронив больше ни слова, прошел в свой кабинет, усадил ее в кресло и сел напротив. Она послушно молчит, только улыбается и все подергивает плечом, давая платью сползать все ниже и ниже, обнажая левую грудь.
— Так, — сказал я строго, — значит, никакие амулеты против незримников на тебя не действуют?
Она сказала ласково:
— Рич, я тебя обожаю.
— Понял, — сказал я, — значит, совершенно иной принцип. Потому не заметили и часовые на входе… Ах да, ты же прямо во дворец! Как же тебя, зараза, прищучить…
Она наблюдала с улыбкой, пересела ко мне в кресло, прижавшись горячим мягко-упругим бедром и крепкой, несмотря на размер, грудью, тоже горячей и подрагивающей.
— Милый, — голос ее был нежным и воркующим, — а зачем это тебе?
— А самолюбие? — спросил я.
Она вздохнула.
— Ох уж это мужское эго… Ну почему у меня никакого самолюбия? Вот люблю тебя, хоть ты мною и пренебрегаешь, противный… Зато как восторгаюсь издали твоими ошеломительными, даже ошеломляющими успехами!.. Гандерсгейм пал, я бы сказала, просто стремительно…
Я переспросил настороженно:
— Да? А мне показалось, что с ним пришлось повозиться. Или императору там пришлось отступить?
Она в удивлении вскинула брови.
— Почему так решил?
— Ты не ответила, — заметил я. — Значит, правда.
Она очаровательно улыбнулась.
— Если бы войска императора там побывали, здесь бы знали.
— Откуда? — поинтересовался я. — Варвары бы доложили?.. Что-то мне кажется, ты не просто нечто недоговариваешь. Скажи, ты знала, что пиратские народы готовят масштабную высадку на берега Сен-Мари?
Она не только вскинула брови, но и раскрыла рот.
— Рич, опомнись!.. Еще скажи, что император сам и натравил!.. Зачем бы я стала тебе вредить? В любом случае, сам понимаешь, пираты нам отвратительны, их никто поддерживать не станет.
— Поддерживать, — сказал я, — и натравить — это разное.
Она покачала головой.
— Нет-нет. Ты не враг. Никто тебя не рассматривает как врага. А я вообще в восторге от того, с каким размахом ты взялся за такое незнакомое тебе дело, как строительство флота…
Я проговорил мирно:
— Бабетта, с еще большим размахом я взялся за консолидацию земель и сплочение королевств в единую семью народов. Это задача поважнее и помасштабнее, но тебя интересует именно флот?
Она улыбнулась несколько принужденно.
— Разве не флот — твоя важнейшая забота? Твой приоритет?
— Нет, разумеется, — ответил я твердо и не моргнув глазом. — Турнедо, как ты должна догадываться, раздразнил мои аппетиты. Теперь я запустил лапы в Варт Генц и не хочу выпускать его из сферы своего влияния.
Она сказала мило:
— То есть из своей власти?
— Я же скромный, — напомнил я, — а еще боюсь сглазить. А так да, из моих загребущих. И еще присматриваюсь к Скарляндам. Огромная территория, многочисленный рослый и здоровый народ…
Она спросила с недоверием:
— А как же такие титанические усилия на постройку флота?
— Есть другой выход? — спросил я в великом удивлении. — Попроще и подешевле? Только скажи, лапочка! Пираты столетиями не давали выйти в море даже половить рыбу, никто не смел поселиться на берегу!.. Так что флот — во-первых, защитная мера, а во-вторых, не правильнее ли отыскать гнезда пиратов на островах и разрушить, чем жить в постоянном страхе перед высадкой десанта и всячески укреплять сторожевые башни по всему протяженному побережью?.. Возможно, пираты как раз на архипелаге Рейнольдса, которые Его Императорское Величество изволило так красиво и мудро пожаловать в мое пользование?
Она помолчала, пытливо глядя в мое честное лицо, а я в самом деле говорю правду и только правду, хоть и не всю, но теперь я уже могу говорить так, что иногда сам себе верю, а потом думаю, что за идиот мне такое подсказал?
— Ох, Рич, — проговорила она тихонько и посмотрела по сторонам, — а зачем это тебе? Что ты задумал?
Я сказал чуть-чуть хвастливо:
— Борьба за власть — у всех мужчин в крови, для тебя это новость? Так вот, скажу тебе… пока только тебе одной…
Она прошептала:
— Клянусь, никому!
— Даже императору?
— Даже императору, — ответила она твердо и не моргнув глазом.
— Я намерен создать некий конгломерат, — объяснил я, — из дружественных королевств, объединенных единым экономическим пространством, единым налогом и единой целью жить в мире и согласии с моими нормами.
