Воины на воротах, как рассмотрел наконец, в доспехах из черной кожи с металлическими нашлепками. Не очень богат здешний вожак, надеюсь, хоть у него будут рыцарские доспехи, пусть даже из самого дрянного железа.
Я красиво и мощно протрубил, на воротах смотрят вниз с великим интересом, но не открывают, пока кто-то из важных не явился и не прикрикнул. Ворота распахнулись, я пустил коня вперед, спокойный и безмятежный, хотя, конечно, в желудке все сжимается от страха: а вдруг какой дурак разрядит арбалет в спину?
Двор широк, земля утоптана, построек, помимо донжона, немного. Едва я проехал под аркой ворот, дорогу загородили трое с копьями в руках. Сбоку подошел крепкий воин в кожаных доспехах, но покрытых широкими стальными пластинами, на боку короткий меч наподобие римского гладиуса, штаны кожаные, а сапоги из хорошей кожи.
— Слезай, — велел он грубо. — Меч сдать, лук тоже.
Я проговорил медленно:
— Меч… понятно, но лук? В замке из него не постреляешь.
— Таков порядок, — отрубил он.
Я пожал плечами.
— Ну, против порядка не поспоришь. Я тоже за порядок.
Он придирчиво наблюдал, как я соскакиваю, снимаю меч с перевязью, затем лук, принял молча, передал одному из воинов и тогда лишь буркнул с прежней неприязнью:
— Все вернут на этом же месте.
— Здесь все такие приветливые? — спросил я.
Он уставился на меня в недоумении.
— Чего?
— Можно не отвечать, — разрешил я. — Уж понял, вежливость — признак слабости. Пойдемте к здешнему сатрапу.
— Чего?
— Властелину, — перевел я на понятный язык. — Он в замке?
Он буркнул:
— Да. Только тебе это может не понравиться.
— У меня широкие вкусы, — сообщил я. — Мне многое нравится. Посмотрим, вдруг да буду завтра командовать всеми вами?
Он скривился, но на всякий случай промолчал.
На пороге донжона появился крупный мужик, лохматый, чернобородый, с недобрым взглядом исподлобья. Плечи широкие, массивные, но живот еще шире, уже начинает переваливаться через пояс.
Я пошел к нему, заранее улыбаясь во весь рот, сказал приподнято бодро:
— Как приятно видеть в этом скучном мире отважного человека! У вас наскоро построенный замок… похоже, привели в порядок брошенный кем-то?.. У вас мало людей, но ухитряетесь расширять владения и нагибать соседние племена, заставляя платить дань… Это рискованно, однако уважения достойно! Так поступают только отважные люди.
Он поморщился при упоминании, что замок плох и что людей маловато, но кивнул нехотя.
— Верно. Я здесь недавно. Но собираюсь создать свое…
— Королевство?
Он зло зыркнул из-под мохнатых бровей.
— Может, и королевство… со временем. Кто помешает? А пока нужно заставить на себя работать окрестные племена, а потом и те, что за ними. Будет крепкая власть — будет все, что нужно.
Я спросил вежливо:
— А что нужно?
Он посмотрел с раздражением.
— Непонятно? Еще большая власть!.. И чем крупнее владения, тем власть должна быть крепче.
— Почему?
— Иначе не удержать, — прорычал он. — Разве непонятно?
Я покачал головой.
— Нет. У церкви, к примеру, совсем нет мечей и войск, но власть ее сильна. Сердца можно завоевать и по-другому…
Он поморщился.
— Зачем мне сердца?
— Власть надежнее, — сказал я, — когда властителя любят.
— Пусть ненавидят, — буркнул он, — лишь бы боялись. Ладно, я все сказал! Теперь о тебе. Готов ко мне на службу? Судя по тому, как разделался с Заозерным, с оружием обращаться умеешь. Мне все рассказали, как ты показал себя. Мне такие люди нужны.
— Не только с оружием умею, — сообщил я. — Я вообще многого успел навидаться. Сам удивляюсь. Но я предпочитаю служить господину, которого буду уважать. Не люблю бояться. Я слишком долго был свободным и служить кому-то буду только из уважения… ну, и за плату, конечно, но я не хочу бояться.
Я видел, как он постепенно накаляется, злобно зыркает по сторонам, наконец взмахом руки послал стражей прочь.
Один сказал встревоженно:
— Но, ваша милость, с ним оставаться опасно… Он и без меча, наверное, сущий зверь…
Барон сделал свирепое лицо:
— Я кому сказал?
Обоих словно вымело от донжона к защитной стене.
— Боятся, — заметил я.
Он чуть понизил голос:
— Одно время по молодости я сам собирался в странствующие. Хотел вершить справедливость, а потом подумал, а оценят ли это свиньи? Еще и облают, что не так сделал. Потому да, понимаю. Но жизнь такова, что надо играть по ее законам. Ты держишься чересчур свободно, а это дурной пример для моих людей. Слушали, что ты говорил, и теперь если дам поблажу тебе, остальные захотят того же.
Я кивнул.
— Точно, захотят.
— Но они не ты, — сказал он, — сам видишь. Это тупой скот, злобный и ничего не понимающий, кроме пинков и зуботычин.
— Согласен, — ответил я. — Я не такой уж и гуманист, чтобы за права… любого человека. Но лично я хотел бы служить лорду, которого уважаю. Думаю, даже эти тупые люди служили бы такому охотнее.
Он поморщился.
— Ну и что? Таким, которого уважают, быть намного труднее, чем тем, которого боятся. А в жизни все выбирают самые прямые и короткие дороги.
— Если они не через пропасть, — согласился я.
Его лицо менялось все больше, я смотрел и понимал, что трудно сдерживать себя сейчас, когда привык не сдерживаться уже долгое время.
— Это все разговоры, — сказал он резче. — Давай решай сейчас.
— Что?
— Идешь ко мне на службу?
— На ваших условиях, — ответил я, — нет.
Он откинулся всем корпусом, некоторое время рассматривал меня люто, наконец вскинул руку и сделал некий знак.
Со стены сбежало несколько человек, почти дюжина, выставили копья так, что острия уткнулись мне в спину, под ребра, в грудь и живот.
— Разговор окончен, — провозгласил он. — Оденьте на него цепи! И бросьте в подвал.
Появился тот самый, которого я сбросил с коня, довольно оскалил зубы.
— Я его сам отведу, — сказал он услужливо. — К остальным?
Барон покачал головой.
— За тех получим выкуп, а потом заставим работать на нас. А этого утром вздернем.
Заозерный пробурчал:
— Я б его и сейчас…
