Рискуя своей жизнью…
Лиля замерла. Как же она не вспомнила об этом раньше! Дура! Распустила нюни, вместо того чтобы действовать. Вспомнились слова Кассандры о давнем обещании. Если честно, она решила, что уже воспользовалась ее советом: в первый раз, когда напомнила Косте о его обещании никогда не причинять ей боль и одержимый спас ее мозги от демонской лоботомии. Во второй раз она обратилась к Эрику с просьбой, когда угроза смерти нависла над всеми.
– Давид, сколько ему осталось?
Целитель окинул оживившуюся девушку подозрительным взором.
– С его регенерацией трудно сказать. Ты что-то придумала?
Макарова поманила его пальцем и зашептала на ухо свой план.
– Я не буду этого делать, ни за что!
– Пожалуйста, Давид, только так я смогу спасти Кира!
– Нет. – Целитель тревожно оглянулся на Мирослава, о чем-то беседующего с Эриком. – Слишком большой риск потерять еще и тебя.
– А какая разница, сколько я проживу? Я ведь преступница!
– Ты о чем сейчас, Лиль?
Девушка бросила красноречивый взгляд на главу Совета магов.
– В том, что беллатор удрал, обвинят меня. Это ведь по моей просьбе Свэнсон убрал щит.
– Ах да, ты еще не знаешь. – Блондин криво ухмыльнулся. – По словам Эрика, щит для беллатора не был непреодолимым препятствием, он просто играл с нами, надеясь, что мы перебьем друг друга. У демона специфическое чувство юмора.
Лиля восхитилась находчивостью смеска: воспользовавшись ее незнанием, без особого труда выполнил пустячную просьбу. Нет, от нее он так просто не отделается! Если, конечно, она останется живой после смертельной авантюры.
– Давид, ты заговариваешь мне зубы? – в лоб поинтересовалась девушка. – Учти, я ведь могу воспользоваться и примитивным способом, и шансов, что я выживу, у меня останется гораздо меньше. Давид, пожалуйста.
Блондин вздохнул и опустился рядом с Киром на колени.
– Ты понимаешь, о чем просишь? Целитель не может отнимать жизнь, и ты толкаешь меня на противоестественное моей сути. – В ее глазах – слезы и надежда. И мужчина снова вздохнул. – Хорошо, ты готова?
Девушка кивнула, и тогда он остановил ее сердце.
Холодно. Она зябко повела плечами. Холодно, как и тогда, шесть лет назад, когда она умерла в подвале дома Лисовских. Неужели у нее получилось? Но где он? Почему не встречает ее?
Лиля невольно посмотрела на свою прозрачную руку, потом перевела взгляд на распростертое тело. Рядом с ее физической оболочкой – Кирилл и застывший в неподвижной позе целитель. В нескольких шагах замерли ничего не подозревающие маги и смесок.
У времени здесь замедленный ход. Оно течет неторопливо, огибая живых, унося на своих волнах тех, чей земной путь закончился.
Лиля с трудом подавила нелепое детское желание подергать Мирослава за нос. Впрочем, ничего бы и не вышло. Наверное. В прошлый раз все случилось так быстро, что она толком и оглядеться не успела.
– Эй! Ты здесь? Мне нужна твоя помощь!
Ее крики усилило эхо, многократно повторяя призыв.
– Собиратель, ты остался должен мне, помнишь? Я обещала не рисковать жизнью, но, прости, у меня нет иного выхода, ты ведь не назвал свое имя.
– Только моего имени и не хватало тебе, дитя, – прозвучал позади мягкий женский голос. – Ты и без него творишь глупости.
Лиля обернулась – и окаменела, узнав родные черты. Светлые волосы, волнами спускающиеся до плеч, лучистые серо-зеленые глаза и добрая улыбка. Женщина в возрасте чуть-чуть за тридцать не считалась красавицей, но для нее оставалась самой прекрасной на свете. Именно такой Лиля запомнила ее. Свою маму.
– Нравится? – Женщина покружилась вокруг себя. – Ничего «костюмчик», да?
– Не нравится. – Лиля закусила губу. – Зачем тебе обличье моей матери? Хочешь сделать мне больно?
– Ты сама делаешь себе больно, – веско возразила женщина.
Ее черты пошли рябью, словно речная гладь под дыханием ветра. Миг – и перед Лилей предстала ее точная копия, правда, в другой одежде – в белом, вышитом серебристыми цветами платье до пят.
– Так лучше? – поинтересовалась Лиля номер два.
– Лучше, – согласилась Макарова. – Но почему я? Твои «костюмы» – это ведь облик умерших?
– А ты разве не умерла? – хищно оскалился Лилин двойник. – Я ведь могла и не прийти, подумав, что ты решилась на самоубийство не для того, чтобы тебя оживляли.
– Но ведь я не сама…
– Ну-ну, – перебила Лиля в белом, – это все формальности, ты захотела умереть. Суицид есть суицид, детка.
– Думай как хочешь, собиратель, но ты – мой должник… или должница? – Лиля замолчала. В прошлый раз слуга Смерти явился ей в образе умершего деда. – Как к тебе обращаться?
– Как хочешь, у нас нет пола, – пожала плечами копия. – Хорошо, перейдем к делу. Чего тебе?
– Ты остался должен мне две жизни, одну из них хочу отдать вервольфу, моему жениху.
Собиратель душ презрительно поморщился:
– Отдать свой шанс кому-то другому? Фи, как глупо!
– Я люблю его! И это мое право – передать жизнь другому.
– Твое право? – жестко усмехнулась копия. – С чего ты взяла? Три жизни я была должна твоему деду. Да, он назначил наследницей тебя. Но он не говорил, что ты можешь передать его подарок другому.
Макарова опешила. О подобном она и не подумала. Неужели все впустую?
– Но если дед передал право на три жизни мне, следовательно, я и распоряжаюсь ими? Я, а не ты решаю, что с ними делать!
– Хорошо, придется согласиться, – вздохнул слуга Смерти и скучающе уставился на свой идеальный маникюр. – Но давай посчитаем вместе. Первый свой шанс ты получила, когда тебя замучили в лесном домике, второй потребуется тебе сейчас, а третий ты хочешь отдать какому-то мужчине? Неразумно, глупышка, и неэкономно. У тебя будут и другие возлюбленные, зачем тратиться на этого? Пусть себе спокойно помирает, горемыка…
Лиля сжала кулаки:
– Издеваешься, да?
– Нет, что ты, как можно?! – Лиля номер два невинно захлопала длинными ресницами. – Уверена, что потом не пожалеешь?
– Не пожалею, будь спокоен.
– А вообще, конечно, я тебя понимаю, он такой… такой… – Копия мечтательно закатила глаза. – Я бы с радостью забрала его душу, каюсь.
– Ты же говорил, что у вас нет пола?
– Ну когда нет, а когда и есть, – хитро усмехнулась собеседница. – Итак, больше я к тебе не приду – ты истратила все свои жизни.
– Нет уж, постой, хватит меня дурить.
– Я? Тебя? Дурю? – Слуга Смерти вытаращил глаза. – Да как ты смеешь?!