– Ты не успокоишься, пока не узнаешь всю правду, да? Будешь изводить себя подозрениями, и мы оба будем мучиться этой недосказанностью. Что ж, пусть будет правда.
С застывшим лицом, бесстрастным голосом он прочел мне краткую лекцию по черной магии.
…Обряд черной магии под названием «Поцелуй смерти» – единственное заклинание из этого раздела, не требующее крови и тканей жертвы для получения магической Силы…
…Жертву предварительно «раскрывают», вызвав сильнейшие, устойчивые эмоции – ярость, ненависть, ужас. Самый эффективный способ в женском варианте – сексуальный контакт…
…Канал для доступа к магической оболочке получается через ротовое отверстие совместно со зрительным контактом, который не должен прерываться во время проведения обряда. Маг «раскрывает» жертву, перестраивает зрение на магическое, затем…
Я слушала, уткнувшись взглядом в пол, и думала, что никогда больше не смогу смотреть на него прежним взглядом. Человек, которого я считала идеалом мужчины, благородным, порядочным, более возвышенным, чем я сама, оказался вместилищем такой грязи, какую я вообразить себе не могла. Ненавижу! Все это время, что мы знакомы, мое сердце трепетало при одном только взгляде на него. А он в то же время целовал мужиков и трахал баб, которые готовы лечь с первым встречным! И все для того, чтобы творить чудеса. Такой расклад не для меня. Что же, радикальное, но весьма действенное лечение для моего больного сердца. Одна капля яда – и любовные муки позади. Идол пал с пьедестала.
Встрепенувшись, подошла к зеркалу. Да-а! Красавица, ничего не скажешь. Синяк здорово заметен, и губа теперь заживать будет неизвестно сколько. И болит еще. Не зря ли я отказалась от лечения? Нет! – сама себе сердито напомнила о том, что с чудесами покончено. До свадьбы заживет. Конечно, заживет. Такое событие, как свадьба, в моей жизни теперь вряд ли возможно. «Так тебе и надо, Машка! – сказала я сама себе. – Был Мишка – верный друг, так захотелось выпендриться. Скажите пожалуйста – настоящий король! Благородный рыцарь на белом коне. За что боролись, на то и напоролись. Мишка теперь на тебя и не посмотрит. А этот! – даже думать о нем не хочу. И не буду! И пусть только попробует присниться». Кстати, снился. Совсем смутный сон, сюжета не помню абсолютно, но Дэн там был точно.
На учебу в этот день я так и не съездила. Сначала долго уговаривала себя, что отсидеться до Нового года дома все равно не получится – на неделе два экзамена, один из которых история Средних веков. После учиненного вчера королем меня препод будет кушати, медленно и со смаком. И никуда не денешься.
Пересиливая себя, оделась, замазала погуще тональным кремом синяк. Результат, прямо скажем, так себе. Блин, и в кого я такая принципиальная дура?! Ведь предлагал вылечить! Нет же, мне вожжа под хвост попала. Я сказала, чтобы больше никакой магии рядом со мной и в моем доме. Хотела и подарок вернуть – цепочку с подвеской, но тут возмутился он:
– Не вздумай! Амулет останется с тобой.
– Нет, – покачала я головой. – Грязь на себе носить не буду.
– Если для тебя принципиальна чистота магии, он чист. Я сделал его из остатков той Силы, что собрал в день свадьбы на Шаманской горе.
Наврал, поди, что ему стоит? Но руку мою перехватил и держал до тех пор, пока я не пообещала, что не сниму оберег.
Короче, дошла я до места вчерашнего происшествия… и повернула обратно. Просидела дома, думая тяжкую думу. Этих уродов показали по местному телевидению. Да, уделал он их знатно! Ни одной целой рожи, а у некоторых и переломы в придачу. И полная амнезия. Диктор подчеркнул, что это уже – дцатый схожий случай за последние три недели.
На душе скребли кошки. Я разглядывала найденный в том дворе цветок из моего букета с противоречивым чувством. Букет наверняка забрали как вещдок. Мне было страшно, и мне было горько. Я боялась милиции. Да, боялась. Потому что кое-кто чхать хотел на наши законы, а мне в этом городе жить. А еще, глядя на эту несчастную, растоптанную, замерзшую розу-у-у… откровенно ревела.
Как я ни замазывала синяк, как ни прикрывалась ладонью, Наташка, конечно, углядела мою побитую физиономию. Некоторое время взирала молча, а потом поинтересовалась:
– Ну и что это у тебя такое? Только не говори, что упала!
– Надо же, с первого раза угадала. И правда упала.
– Не ври, Машка! – подозрительно прищурилась подружка. – Это тебя твой благоверный, что ли, «приласкал»?
– Нет! – Сама не знаю, что меня больше возмутило: то, что его назвали моим благоверным, или предположение, что он меня еще и бьет. – Не он. И вообще, не хочу о нем говорить и вспоминать.
– Ты, мать, сама себе противоречишь. Бил не он, а говорить о нем не хочешь.
– Сказано тебе – упала.
– Упала так упала. Болит?
– Болит, – осторожно притронулась я к синяку.
– А у вас что, прошла любовь, завяли помидоры?
– Вроде того, – вздохнула я.
– А что так? Это правда не он тебя? Смотри, такое прощать нельзя. Хотя по нему не скажешь. Хвостик тебе заносил, ручки целовал.
– Наташа, не надо, – попросила я. – И вообще. Что это мы все обо мне да обо мне? Ты-то как? Что твои ухажеры? Молчишь, ничего не рассказываешь.
– Да и рассказывать нечего. Со Славиком, сама знаешь, мы все больше поржать да поприкалываться. Встретились после свадьбы – веришь, нет, – даже поцеловаться не смогли нормально. На хи-хи пробило. Стоим ржем, как два придурка. Полчаса успокоиться не могли. Вот в компании с ним хорошо, интересно. А так не знаю… не мое, видимо.
– А свидетель? Крутился вокруг тебя, помнится.
– А, Игорь? – махнула рукой Наташка. – Мы с ним в кафешке посидели, так он за полчаса меня облапать успел и все к себе звал, поехали, мол, музыку слушать, чего тут сидеть. Я смылась по-быстрому. Сразу ясно, чего человеку надо.
– Что ты так? Может, правда, меломан.
– Угу, как же. Гляжу, разбаловал тебя Данил, ох разбаловал! Культурный, правильный, небось неглиже на тебя смотреть стесняется? Ты так скоро забудешь, что с мужиками ухо востро держать надо. Что ж у вас случилось, Маша? Только мне кажется, что все в нужное русло вошло, как ты меня опять огорошиваешь.
– Он меня обманывал. Даже не обманывал, а… в общем, я кое-что о нем узнала… очень неприятное.
– Женат! – Наташка даже рукой пристукнула.
– У тебя одно на уме, – махнула я на нее. – Будто кроме этого других прегрешений не может быть.
– Грехи у всех есть, – философски заметила она. – Даже у тебя. – Она задумалась на минутку и не слишком уверенно добавила: – Наверное. А у него есть главное достоинство – он тебя любит. Очень мне жалко будет, если у вас все ничем закончится. Глядишь на вас и думаешь – есть же любовь на свете. У него даже лицо меняется, когда он на тебя смотрит. Идет так по коридору, весь из себя небожитель, никого не замечает. А тебя увидит – ух ты! – и улыбаться умеет, оказывается, и взгляд совсем другой. Я бы даже позавидовала, вот только эта любовь тебе одни печали приносит.