Гаудин смотрел на заснеженную равнину, где один за другим
возникали фантастические дворцы, изящные лестницы и бездействующие пока
фонтаны, осыпаемые обильным снегопадом из низких, клубящихся, то и дело
вспухавших над головой туч. Пожалуй, сейчас он был не просто меланхоличен по
всегдашнему своему обыкновению – по-настоящему печален. Сварог терпеливо ждал,
борясь с ощущением, что Гаудин напрочь забыл о его присутствии.
– Я в странном положении, признаться, – сказал наконец
Гаудин, не поворачиваясь к нему. – Словно бы вынужден извиняться перед
вами за какие-то замшелые пережитки старины, которые вы у нас обнаружили свежим
взглядом… Собственно, это правда. Все так и обстоит. Я о пережитках. Помните,
мы с вами как-то говорили о приключенческих романах и обнаружили, что те,
которыми увлекаются наши мальчишки, и те, ваши, которым еще предстоит
возникнуть, удивительно схожи? И в чем-то отражают жизнь. Так вот, как ни
грустно мне в таком признаваться, кое в чем наша жизнь ничем не отличается от
той, что кипит внизу. У нас есть много вещей и возможностей, которых внизу нет.
И мы знаем больше. Вот и все. А в остальном – до жути похоже. Те же интриги, и
у подножия трона, и поодаль от него, та же дворянская вольница, те же примитивные
страсти и побуждения, имеющие подоплекой те же примитивные цели – борьба за
титулы и отличия для себя и за опалу для врага… Мы точно такие же – только у
нас есть развитая магия, компьютеры и межпланетные корабли. Понимаете?
– Кажется, да, – сказал Сварог.
– Иногда я не верю, что у нашего бытия есть цель, –
тихо сказал Гаудин. – Я не осуждаю и не оправдываю существующий порядок, я
просто не знаю другого и не собираюсь ломать голову, выясняя, возможен ли
другой и каким он должен быть. Но мне иногда горько. До того, как вы появились,
мне и мыслями не с кем было поделиться, хотя молодежь о чем-то таком шепчется…
Вы знаете, почему при работе внизу мои люди вынуждены соблюдать строжайшую
конспирацию и максимум осторожности? Да в первую очередь оттого, что всякий
владелец манора вправе держать внизу свою агентуру. И соглядатай какого-нибудь
чванного болвана, дурака-камергера, придворного соперника герцога Гленора или
моего, при малейшей нашей оплошности настрочит донос. А его хозяин при малейшей
возможности поднимет в Тайном Совете или Палате Пэров невероятный шум, вопя о
систематическом и злонамеренном нарушении традиций… Беда традиций в том и
состоит, что они не учитывают неизбежных изменений. И в том, что защита славных
традиций – идеальнейший способ сводить счеты.
– Но вы же обязаны работать… – сказал Сварог. – Вы,
черт побери, стоите на страже и все такое прочее…
– Стою, – усмехнулся Гаудин. – Но дело даже не в
интриганах. Очень многие попросту хотят, чтобы наша работа велась так, как она
велась тысячелетие назад. И ставят палки в колеса не из интриганства, а из
самых благих побуждений… И они не в силах уяснить, что может возникнуть новая,
не предусмотренная традициями опасность. Самый весомый аргумент у них один: мы
достаточно могущественны, чтобы справиться с любой угрозой. Потому что
справлялись до сих пор…
– Ну да, – сказал Сварог. – Человек с пулеметом на
вершине горы посреди населенного дикарями острова…
– Любимая метафора Борна. И в ней, должен сознаться, есть
своя правда… В общем, иногда работать нам невероятно трудно. Любой болван в
силу древних вольностей и привилегий может шпионить за моими людьми. –
Гаудин хищно ухмыльнулся. – Правда, у таких шпиков не написано на лбу, чьи
они люди, и с ними могут произойти… прискорбные инциденты. Но все это ужасно
отвлекает и усложняет работу.
– У вас что же, так никогда и не нашлось сильной руки,
способной поприжать эту вольницу?
– Отчего же… Но наше положение в чем-то гораздо хуже
положения земных королей. У них всегда найдутся союзники, которых можно
натравить на титулованную вольницу, – свободные горожане, мелкие дворяне,
купцы-банкиры, офицерство, всем обязанное одному лишь монарху… Ничего этого
здесь нет. Здесь есть только владельцы замков – и их слуги. Конечно, попытки
были… Но после смерти герцога Дальрета – кстати, до сих пор неизвестно,
естественной ли – сменилось три поколения, и у нас прочно забыли, что такое
твердая рука. Герцог рубил головы не колеблясь, но он взвалил на плечи чересчур
тяжкую ношу и был очень уж одинок…
– Вообще-то рубить головы – не самый лучший выход… –
осторожно сказал Сварог.
– Я знаю. Но иногда невыносимо тяжело смотреть на эти
спесивые, тупые морды… Орк, по крайней мере, азартный игрок и авантюрист, он
мне мешает, но виден насквозь, как и его цели. Гораздо хуже – тупые морды, обремененные
родословной… Я не могу даже снабдить своих резидентов современными средствами
связи – потому что раньше так не делали, и я обязан соблюдать традиции. Ну,
хватит. Вам еще многое предстоит узнать. А сам я… я очень хотел бы доискаться,
почему в вашем будущем не осталось памяти и о нас, и о Таларе. Вообще-то это
еще отнюдь не означает, что в будущем Талар перестал существовать, вовсе не
означает…
– Как это? – Сварог с любопытством навострил уши.
– Если допустить… Ага, вот они!
Синяя с золотом вимана, пробив низкие тучи, опустилась в
нескольких шагах от них – Сварог даже отшатнулся, показалось, что летающий
домик падает прямо на голову. Дверь распахнулась, и он, чуть не до колен
проваливаясь в сугробы, метя снег полами шубы, неуклюже заспешил туда следом за
Гаудином.
Едва дверь закрылась за ними, вимана тут же пошла вверх,
вертикально, на огромной скорости, небо за высокими окнами из синего стало
темно-фиолетовым, покрылось колючими звездами – вимана вошла в верхние слои
атмосферы, и Сварог уже не мог определить, двигается она или застыла на месте.
Он сбросил шубу прямо на пол, следуя примеру Гаудина. Подошел к огромному
камину – пламя, скорее всего, было иллюзией, опустился в тяжелое кресло. Молча
взглянул на сидевших напротив. Все они выглядели немногим старше него, вовсе не
казались надменными, но держались со спокойным, уверенным превосходством людей,
привыкших, что от них зависит очень многое.
– Герцог Гленор, – сказал Гаудин.
Узкое породистое лицо, тяжелая челюсть. Совершенно
невозмутимое лицо. Образец джентльмена. Должен чертовски нравиться женщинам –
хотя кто способен понять женщин?
– Лорд Фронвер.
Больше похож на рассеянного ученого, чем на военного
министра Империи. А поскольку он все-таки военный министр, с человеком столь
обманчивой внешности ухо следует держать востро…
– Лорд Кримтон. – На вопросительный взгляд Сварога
Гаудин добавил: – Лорд Кримтон – второй человек в департаменте, отвечающем за
установки, концентрирующие апейрон, и заводы, где производится все необходимое.
Промышленность, жизнеобеспечение, удовлетворение потребностей… И я ничуть не
польщу лорду Кримтону, назвав его человеком, на котором и держится эта
махина, – потому что официальный глава департамента… гм, мягко говоря, не
уделяет департаменту должного внимания.
«Ну, понятно, – подумал Сварог. – Молодые дельные
заместители, на которых все и держится, и сановное старичье, официально стоящее
во главе. Знакомо. Чересчур. Самое печальное в таких ситуациях – у стариков не
хватает ума ограничиться чисто парадными функциями, они стремятся давать ценные
указания и вмешиваться во что ни попадя, отчего результаты выходят плачевные до
жути».
