Он оценил графа по достоинству. Тому было страшно, очень
страшно, но отступать Раган не собирался.
– Вы не поняли, милорд. Повторяю, речь не идет о крайних
мерах. Но мы можем мешать – бескровно, зато нешуточно… Что, если достаточно
серьезные инстанции обратятся к наместнику императрицы с покорнейшей просьбой
повлиять на графа Гэйра, устраивающего авантюры, коих благородным ларам никак
не следует устраивать? Не исключено, что наместник и не подозревает о вашем
присутствии здесь…
Сварог сжал зубы. Угроза и впрямь нешуточная. Наместник,
конечно же, сообщит обо всем министру двора, и весть о пребывании здесь Сварога
долетит до тех, кто способен все погубить. То самое, чего боялся Гаудин… И все
же время есть – Раган не станет поднимать шума раньше времени. К наместнику он
побежит не раньше, чем сам найдет Делию – или узнает, что ее нашел Сварог. Есть
время, есть…
– Вы меня лучше не злите, – сказал Сварог. – Уж
если разговор у нас пошел циничный и бесцеремонный – что мне мешает прикончить
вас здесь же?
– Здравый смысл. Вы не станете навлекать лишние хлопоты на
хозяйку этого уютного заведения. Надеюсь, у вас не возникло детской мысли
сообщить мой здешний адрес местной полиции? Видите ли, есть неписаные правила
чести для благородных людей из серьезных контор… Разведчиков моего ранга не
арестовывают, это было бы слишком вульгарно. Равным образом и начальник
какой-нибудь из ронерских разведок чувствовал бы себя у нас в полной
безопасности. Этикет… Граф, я не расцениваю ваш отказ как сигнал к немедленному
открытию военных действий. Но вы, конечно, понимаете, что мы постараемся
предотвратить любые… неожиданности. В конце концов, если придется выбирать меж
возможной потерей для нас трех королевств и жизнью одной-единственной особы, мы
предпочтем скорее, чтобы эти земли остались в прежнем состоянии, так никому и
не доставшись. А там видно будет…
До этих его слов еще оставалась зыбкая надежда на
компромисс. Теперь она растаяла. Слова графа означали примерно следующее:
«Пусть весь мир летит к чертям, лишь бы мы остались при
своем корыте». А такая философия всю сознательную жизнь выводила Сварога из
себя – но раньше у него не хватало возможностей мешать тем, кто по этой
философии живет…
– Ладно, – сказал Сварог. – Надеюсь, неясностей
меж нами не осталось.
– Надеюсь, – любезно поклонился граф.
«Врагов прибавляется, – думал Сварог, спускаясь по
лестнице. – Главная сложность, кажется, не в том, чтобы отыскать Делию, а
в том, чтобы, найдя ее, сохранить это в тайне от своры конкурентов…»
Проходя через трактир, он присмотрелся – ага, так и есть! В
высоком зеркале отражались двое дворян, они старательно, споря и мешая друг
другу, гоняли пальцами квадратики в коробочке…
В особняке графини произошли некоторые перемены. По саду прохаживались
несколько незнакомых Сварогу дворян в запыленной дорожной одежде. В отдалении,
возле конюшен, слуги прогуливали коней, прежде чем напоить. Все новоприбывшие
увешаны оружием.
– Ничего, что я проявила инициативу? – спросила
Маргилена, когда он вошел. – Вызвала из графства десятка два отборных
прохвостов, еще до твоего приезда. Только что добрались.
– Все правильно, – сказал Сварог. – Мало ли какие
гости могут нагрянуть. Покажи-ка мне эту штуку, никогда прежде не видел.
Графиня положила ему на ладонь круглый камешек в
замысловатой оправе: знаменитый таш.
На острове Дике добывали камни с весьма необычными
свойствами, в том числе и эти, черные с золотисто-зелеными прожилками, сидевшие
в породе гнездами, как горный хрусталь. Как объяснили Сварогу в Магистериуме,
минерал этот приобрел свои загадочные свойства предположительно под
тысячелетним воздействием проникавшего в земную твердь потока апейрона. Если
разрезать камешек пополам, отшлифовать половинки в виде полусфер, заключить их
в оправу, сплетенную из полосок латуни, меди, стали и золота, а потом коснуться
свинцовой иглой – два человека с помощью этого устройства смогут
переговариваться, даже находясь на противоположных концах планеты. Можно
разделить камень и на десять частей – смотря сколько абонентов вы намерены
иметь. Львиная доля добытого камня уходила, понятно, на нужды военных и
полиции, но кое-что доставалось и почтарям с дворянами. В чем тут секрет,
Магистериум так и не доискался, но в утешение себе вспоминал, что точно так же
обстоит и с электричеством, и с антигравитацией, которыми широко пользуются в
быту, так и не проникнув в их суть…
Попадались минералы и с более удивительными свойствами – но
в том-то и пикантность, что эти свойства обнаруживались чисто случайно, методом
тыка. И, вполне возможно, иные камни, пока употреблявшиеся одними ювелирами,
скрывали и более поразительные качества…
Сварог вернул графине таш. Она, улыбаясь во весь рот,
показала в сторону:
– Вот, полюбуйтесь. Одна из первых жертв чумы.
В уголке сидел граф Дино и, отрешившись от всего сущего,
гонял квадратики указательным пальцем.
– А вот и я, – раздался знакомый голос, весьма веселый.
В дверях стояла Мара. Сварог хмуро уставился на нее, отметил
распухшие губы, наливавшиеся на шее синяки и перстень на пальце – огромный
желтый алмаз, окруженный сапфирами. Открыл было рот, но перехватил иронический
взгляд графини и заткнулся, не произнеся ни слова. Молча подошел, сдернул
чересчур широкий для ее пальца перстень и с размаху запустил в распахнутое
окно.
– Но это же военный трофей, – грустно сказала
Мара. – Я вполне заслужила.
Вопрос, конечно, философский: неосознанное бесстыдство не
есть ли невинность? Но Сварога не тянуло к философии. Он смотрел на искусанные
губы, невинное личико, и сердце щемило в приливе двух противоположных чувств:
то ли обнять ее, то ли врезать как следует.
– Обошлось? – спросил он сухо.
– Как нельзя лучше для меня и как нельзя хуже для
него, – Мара потерла шею ладонями. – Синяки останутся. Фантазия у
него самая гнусная…
– Избавь меня от подробностей.
– Это же для пользы дела, – она всерьез
недоумевала. – Нет, ты в самом деле сердишься? Но это же для пользы дела,
мне хорошо только с тобой…
Графиня за его спиной откровенно фыркнула.
– Ступай в ванную, отмойся, – сказал Сварог.
– Как по-твоему, что это такое? – Мара расстегнула
поясок и подхватила на лету выпавшую из-под платья книгу в темно-красном
переплете, усыпанном странными белыми знаками. – У него это была
единственная на незнакомом мне языке… Не есть ли это то самое, что мы искали?
– Господи боже мой, – сказал Сварог оторопело. –
Он же обязательно заметит…
– Он уже ничего не заметит, – Мара выдернула из-под
воротника приколотую там обыкновенную швейную иголку и, держа двумя пальцами,
показала ему. – Когда я ее воткнула, он не заметил… Нас хорошо учили. Ну,
я пошла в ванную.
