И с интересом наблюдала за ним. Однако Сварог уже понял, что
лучший способ сохранить лицо при общении с напарницей – это выглядеть
совершенно бесстрастным.
– А тебе не приходило в голову, что Гаудин использовал
удобный случай, чтобы от тебя отделаться?
– Гаудин – сплошная меланхолическая загадка, – сказала
Мара. – Меланхоличность касается облика, а загадочность – ума и характера.
Какие ходы он просчитывает наперед и сколько их, угадать невозможно. Сейчас мы
выполняем задание. Я не сомневаюсь, что игра затеяна всерьез и ставки высоки –
но одновременно наше задание хитрыми ходами, непонятными и неизвестными нам с
тобой, связано с достижением и других целей. Нет, я не утверждаю, будто так и
есть. Но допустить стоит… Большинство его поручений – с двойным и тройным дном.
– Должность у человека такая… – сказал Сварог задумчиво. И
направился на террасу – подышать прохладным ночным воздухом на сон грядущий.
Окрест стояла тишина, только через два дома отсюда на гребне крыши раздавалось
звяканье виолона и явственно долетало меланхолическое пение:
Этот витязь бедный
никого не спас,
а ведь жил он в первый
и последний раз.
Был отцом и мужем
и – судьбой гоним –
больше всех был нужен
лишь своим родным…
У трубы виднелась темная фигура, сидевшая верхом на коньке,
как на лошади.
– Твой-то опять надрывается, – лениво сказал Сварог
бесшумно появившейся рядом Маре.
– Я вот в него сейчас чем-нибудь попаду… – безжалостно
заявила сподвижница.
Сварог фыркнул. Обитавший неподалеку юный уличный певец,
сосед лишенного наследства восемнадцатого герцога Немера, положил глаз на Мару
(отчего-то очаровавшую его даже в своем новом облике, не столь уж и прекрасном)
и регулярно угощал серенадами.
– Сейчас я его…
– Отставить, – сказал Сварог. – Традиция такая,
терпеть нужно…
От него осталась
жажда быть собой,
медленная старость,
замкнутая боль.
Неживая сила,
блики на воде.
А еще – могила.
Он не знает, где…
– И так тошно, а тут еще тоску наводит…
– Помолчи-ка, – сказал Сварог, насторожившись. –
Видишь?
– Что?
– Вон, левее, прямо над мостом…
– Ничего там нет, – уверенно сказала Мара. Сварог
протер глаза, поморщился:
– Ну как же нет? Что-то вроде орла.
– Ничего я там не вижу.
Сварог не настаивал. Однако был уверен, что ему нисколечко
не почудилось: над городом, очень низко, кружили уже три огромных черных птицы,
почти не шевеливших крыльями, подобно парящим орлам, временами заслоняли
далекие огни домов, уличные фонари. И летали они, не выбираясь за пределы
оцепленной зоны…
– Нет там ничего, – пожала плечами Мара. – Пошли
спать, а?
– Пошли, – сказал он решительно. И подумал: нет, пора
отсюда убираться, такие собаки и такие птицы ничего хорошего не сулят…
Глава 16
Право убежища
Харчевня именовалась без особых претензий – «Кошка и
кастрюля». Кошек, помимо той, что на вывеске, обнаружилось целых три –
зажравшихся до того, что они дремали под столами, брезгливо игнорируя брошенные
им в приступе пьяной любви к животным мясные огрызки.
Мара легонько придавила одной хвост носком башмака, но та
открыла один глаз, лениво вытянула хвост из-под подошвы и вновь задремала.
– Не мучай животное, – мельком заметил Сварог без
особой укоризны.
– Настоящая кошка должна быть зверем, – Мара нацелилась
на кошачий хвост уже каблуком. – А эта…
– Если она заорет, привлечешь к нам внимание.
Вот это моментально подействовало, и Мара унялась. Сварог
глянул на распахнутую дверь – отец Калеб все не появлялся, а пора бы… Ввалилась
компания, еще с порога заоравшая, что вина им нужно много, а вот закуска вовсе
и не обязательна. Судя по гильдейским бляхам, явились речники топить в чарке
горе – «Кошка и кастрюля» располагалась неподалеку от одного из портов, и
попавшие в кольцо блокады речные суда обязаны были встать на мертвый якорь, а
паромы – прервать сообщение меж берегами. По этой причине речной народ пил с
утра до вечера, но в обличении властей не поднимался выше Речного департамента,
августейшую особу не затрагивая, – в любом порту хватало шпиков.
Сварог думал о своем – пытался понять, почему их с Марой
бросили. Какие бы там сложные интриги ни плелись среди правящей верхушки, они
не объясняли бездействия и деликатности Гаудина, столь несвойственных
начальнику тайной полиции, особенно в столь серьезном деле. Гаудин уже должен
был знать о призраке, подменившем принцессу. Мог бы и направить связного, мог
бы помочь. Противники Гаудина были владетельными особами, но их люди оставались
шпионами-любителями, а у Гаудина имелась в руках Контора. Как показывает
исторический опыт, Контора побивает в три хода дилетантов любого ранга…
Поневоле подворачивалась невеселая, но веская гипотеза –
Гаудину сейчас не до земной тверди, что бы эпохальное там ни происходило. На
тверди небесной случилось нечто столь серьезное и важное, что лихая компания
Сварога обречена на автономное плаванье. Вульгарно говоря, наверху шерсть летит
клочьями. Так частенько случается, стоит юной императрице надолго увлечься
сильванскими охотами – впрочем, придворные баталии с тем же успехом
разыгрываются и в отсутствие старого и сурового, собаку съевшего на кознях и
интригах монарха…
Что, если точнехонько так все и обстоит? При этой мысли
стало невероятно неуютно. Но он браво плюнул под стол – благо нравы грязной
харчевни дозволяли – и подумал, что уж если его за тридцать с лишним лет не
смогли угробить в обители развитого социализма, здесь и подавно не слопают,
подавятся…
– Ты что это под стол плюешь, барон? – спросила Мара.
– Придумал, как организовать ситуацию, когда всем станет не до
облавы и не до нас.
– Как?
– Поджигаем королевский дворец. Со всех восьми концов.
– Лихо, – Мара посмотрела на него с уважением. –
Только мне придется изрядно повозиться, чтобы состряпать «слезы дракона». Есть
такой горючий состав. Даже на воде полыхает так, что любо-дорого. Значит… Смолы
немеряно здесь же, в порту, пробежаться по аптекам пошлем Паколета, нашатыря на
Бараглае полно у любого алхимика…
– Да погоди ты, – сказал Сварог. – Я же шутил.
– Да? А план не столь уж наивен. Послушай, если и в самом деле…
Сварога спасло появление отца Калеба, одетого арматором
средней руки. Харчевня, хоть и захудалая, делилась на две половины: «пьяную» и
«деловую». В первой вино трескали ради самого процесса, а во второй –
потягивали, обсуждая дела. Сварог обосновался в «деловой», где разговоры
шепотом были в порядке вещей, и те, кто беседовал, сдвинув над столом головы,
выглядели не заговорщиками, а совершенно приличными людьми – например,
контрабандистами, а то и «ночными рыбаками»
[26]
.
