– Вызовите милицию и посмотрите свою работницу, может, ей нужна помощь.
ОМОН прибыл на удивление быстро, Вася не успел даже доесть свой овощной стэйк. Старший группы, вооруженный автоматом, привел в чувство широколицего, пошептался с ним и подошел к Василию.
– Ты, что ли, устроил тут дебош?
– Лейтенант, – проникновенно ответил Василий, – я понимаю, что эти ребята не рэкетиры… Кстати, из какой они команды?
– Налоговая полиция, – сказал узкоглазый омоновец.
– Налоговая? – удивился Вася. – Что же это они так грубо работают? Людей избивают. По-моему, это явное превышение служебных полномочий. Я пытался им объяснить, что они не правы, но ребята не поняли, а когда мне в лицо суют пистолет, я очень огорчаюсь.
Омоновец оглядел Василия с ног до головы, чуть довернул автомат, чтобы ствол его смотрел в грудь сидящего за столиком Балуева.
– Я вижу, ты тоже парень не промах. Ксива есть?
– А как же? – усмехнулся Вася. – Только если я ее тебе покажу, ты не обрадуешься.
– А ты покажи.
– Вяжи его, Сомов! – подошел к ним помятый командир тройки налоговых полицейских. – За нападение при исполнении… я его, гада!..
Вася поднял на него похолодевшие глаза.
– Малыш, заткни хайло, не то спишут из рядов вчистую. Да и ты, лейтенант, отверни пушечку-то, ужас как я этого не люблю.
– Махни чем-нибудь, мы и отстанем, – растянул губы в улыбке узкоглазый омоновец.
Вася «махнул» – достал и спрятал в карман свое удостоверение сотрудника ФСБ.
– По делам? – убрал автомат лейтенант.
– Позвони по 09, там скажут, – ответил Вася.
Омоновец понимающе хмыкнул, отошел, поговорил с минуту с приходящими в себя полицейскими и увел свой наряд. Потянулись к выходу и молодцы в штатском, поглядывая на доедающего обед Балуева совсем не по-дружески.
– Ты мне еще попадешься… – прошипел широколицый, и Вася вдруг понял, что эта его стычка с охамевшими работниками налоговой службы, воюющими только с теми, кто беспомощен и на виду – с мелкими торговцами, киоскерами, лоточниками, барменами, владельцами небольших ресторанов, – всего лишь прелюдия к более серьезным разборкам, ценой которым может стать свобода или жизнь.
Не то чтобы с этого момента Василий стал вести себя сдержаннее и осторожнее, серьезнее, что ли, он и без напоминания извне всегда был готов к адекватному ответу, просто теперь он стал оценивать обстановку под другим углом – с точки зрения угрозы тем, с кем он подружился, и его поведение в общей картине взаимодействия Посвященных, силовых и криминальных структур, сил тьмы и света – в широком плане начинало играть какую-то особую роль.
Второй инцидент, позволивший Васе снова вспомнить о «сгущении туч над головой», произошел с ним в Парке Есенина. Машину он поставил на платной стоянке возле входа в парк, взял мороженое и прошелся по тенистым березовым и ольховым аллеям, жалея, что рядом нет Ульяны. Посидел на скамеечке у пруда, глядя, как молодежь катается на желтеньких катамаранчиках, потом выбрал скамеечку напротив детской площадки с аттракционами и колесом обозрения и стал наблюдать за суетой мамаш и бабушек, контролирующих своих чад.
Васе с детства была свойственна некоторая блюзовость поведения в местах отдыха и всенародных гуляний. Идиллическая картина не отягощенных заботами лиц, атмосфера праздничного ожидания каких-то приятных перемен и встреч действовали на него успокаивающе, поворачивали настроение в сторону философского осмысления бытия. Ему было хорошо, и он в ответ желал всем добра. Однако его «блюзовое» состояние длилось недолго.
К площадке подвалила толпа молодых ребят и девчат, человек пятнадцать, похожих с виду на байкеров кожаными штанами и юбками, безрукавками, майками с невообразимыми рисунками, цепями, бляхами и значками, и сразу состояние умиротворения покинуло Василия. Его эмоциональная сфера ощутила приближение темного холодного облака, полного непредсказуемо своенравных грозовых разрядов. Он хотел было уйти отсюда, чтобы не портить впечатление отдыха, но не успел. Байкеры тоже прибыли сюда отдохнуть, только понимали под этим нечто иное и называли этот процесс – оттянуться.
Они обступили площадку, стали ржать, показывая друг другу пальцами на мам и пап, бабушек и дедушек с детьми, кидать непристойные словечки (через три матерных – одно нормальное слово), свистеть, лузгать семечки и плеваться, и ощущение праздника покинуло данный уголок парка.
В принципе, если бы разговорами и смехом все закончилось, можно было бы и не обращать внимания на живущее по своим законам хамское стадо, однако байкеры с визгом и хохотом стали гоняться друг за другом, толкать детей, сгонять их с качелей и каруселей, рассаживаться в машинки автодрома и на колесо обозрения, и Вася понял, что придется вмешаться.
Он внимательно вгляделся в снующих, беснующихся молодых людей, вычислил главаря и подошел к нему, по пути купив еще одно мороженое.
Вожак банды был явно старше своих подчиненных, на вид ему можно было дать лет двадцать пять. Согнав со скамейки у песчаной горки молодых мамаш с колясками, окруженный тремя «телохранителями» и хохочущими размалеванными молодицами, он чувствовал себя повелителем мира – эдакая инфантильная скотина с чубчиком, выбритыми висками и затылком, в черных зеркальных очках на пол-лица.
– Убери свою кодлу, – миролюбиво сказал Вася, разворачивая мороженое. – Чего зря народ пугать? Дети все-таки.
– Ха! – удивленно выдохнул вожак, обнаружив перед собой мужика с мороженым. – Шо ты сказал?!
– Шо слышал, – тем же мирным тоном проговорил Василий, – убери кодлу и побыстрей, а то я рассержусь.
Девицы вокруг вожака перестали визжать и хохотать, замолчали и парни. Двое из них приблизились к Васе с обеих сторон, взялись за ремни и цепи. Кроме того, у них имелись кастеты, и выглядели они грозно.
– Пошел на … и … на … в … мать! – сказал вожак. – А ну-ка … его, му… да чтобы …ся!
В то же мгновение Вася сделал два неуловимо быстрых движения, продолжая есть мороженое, и телохранители главаря легли на траву, закатив глаза.
– Я долго буду ждать?
Вожак обалдело глянул на своих сподвижников, вскочил, еще двое парней бросились к Балуеву и отлетели назад, хватаясь за животы, сгибаясь пополам. Вася шагнул к вожаку, сорвал с него очки, вбил в открытый рот мороженое, похлопал по спине.
– Ешь, ешь, это отрезвляет.
Вожак замычал, хватаясь за рукоять револьвера, торчащего за широким поясом с заклепками. Вася ловко перехватил руку, отобрал револьвер, покачав головой:
– Ну ковбой прямо, а? Доедай, доедай, не плюйся.
Притихшие девицы хихикнули, глядя на свое измазанное мороженым божество. Парни из его окружения тоже присмирели, понимая вдруг, что шеф нарвался на силу, которую лучше не трогать.
– Доел? – Василий по-отечески похлопал по спине вожака. – А теперь командуй. Чтоб через минуту вас тут не было.
