Он достал из кармана плоскую фляжку.
Когда Люк отвернул пробку, и Эмили почувствовала запах бренди, ее лицо приобрело болезненный зеленоватый оттенок.
— Нет.
Она побледнела еще больше, и страх охватил Люка.
— Что с тобой творится? — взревел он, когда ее ноги подогнулись. Неужели Касим все же сбросил ее, а она не сознается, боясь его гнева? — Ради бога, Эмили, ты должна выпить это.
— Нет. — Она решительно сжала посиневшие губы. — Никакого алкоголя, Люк… Я беременна.
Глава десятая
— Какого черта ты мне ничего не сказала?
Эмили открыла глаза и поняла, что находится в спальне замка. Рядом стоял Люк с яростным выражением на лице. Эмили опустила ресницы, уже жалея, что пришла в себя.
— Месье Вайон, пришел доктор.
Спокойный голос Лиз ворвался в пугающую тишину, и Эмили услышала, как Люк что-то сказал по-французски.
— Позовите меня сразу же, как только он закончит, — распорядился Люк и вышел.
— Месье Вайон очень расстроен, — заверила ее Лиз. — Вы его ужасно напугали, когда потеряли сознание в конюшне. Он нес вас на руках до самого замка.
— Он очень разозлился? — прошептала Эмили, и слезы хлынули у нее из глаз.
Лиз погладила ее по руке.
— Нет. Он очень заботится о вас.
Люк не выглядел заботливым, холодно подумала Эмили.
Осмотрев Эмили, доктор уверил ее, что она вполне здорова и что с ребенком тоже все в порядке.
Чтобы расслабиться, Эмили решила принять ванну. Она бросила в воду горсть ароматических кристаллов и заискрилась, когда волшебная пена покрыла ее тело.
— Сначала ты падаешь в обморок, а теперь и вовсе хочешь утопиться!
Свирепый рев, раздавшийся у двери, заставил ее открыть глаза.
Эмили с ужасом осознала, что вода уже успела дойти до ее губ, и быстро вскочила, прикрываясь руками.
— Чего ты хочешь? — накинулась она на Люка.
«Тебя» было бы честным ответом на этот вопрос.
Он подошел к ней.
— Поговорить.
Его влажные волосы говорили о том, что он только что принял душ. Верхние пуговицы, свежей белой рубашки, не были застегнуты, а черные брюки плотно облегали бедра.
— Мы уже пытались поговорить в сарае, — многозначительно сказала Эмили.
— А я нашел это очень полезным, cherie. Правда, один секрет ты все же утаила от меня.
Ей нечего было сказать в свою защиту, и она, молча, стояла, наблюдая за тем, как он выбирает пушистое полотенце.
— Я справлюсь сама… — начала она, но умолкла на полуслове под его свирепым взглядом.
Было очевидно, что он не собирается отступать. Недовольно вздохнув, Эмили позволила Люку закутать ее в полотенце. Пока он с нежностью вытирал ее, она ощущала легкие и приятные покалывания во всем теле, но стойко терпела. Затем он надел на нее ночную рубашку, и девушка почувствовала ласковое прикосновение шелка. Это была изящная ночная рубашка цвета слоновой кости.
— Дабы мне не потерять рассудок во время разговора, надо, чтобы ты была одета.
Люк подхватил ее на руки и отнес в спальню, где уложил в постель, заботливо поправив подушки. Он обращался с ней так, будто она была редчайшей драгоценностью. Но, возможно, это только иллюзия. К глазам Эмили подступили слезы. Что он думает об их втором ребенке?
— Ты сердишься на меня? — дрожащим голосом спросила она, когда молчание затянулось, и ее нервы готовы были вот-вот лопнуть.
— Прильни ко мне, и ты это сразу поймешь. — Люк уставился на ее удрученное лицо и вздохнул. — Нет, я не сержусь на тебя. Я виню себя.
Было очевидно, что новость о ее беременности не принесла ему счастья, более того, ее удивило, какую боль это причиняло ему. Ей следовало ожидать этого, ведь его реакция на ее первую беременность хорошо сохранилась в ее памяти. И не было никакой надежды, что что-то изменилось теперь. Эмили вдруг страшно захотелось, чтобы он ушел, и она могла бы поплакать в одиночестве.
— Ты не хочешь этого ребенка?
Его голос звучал с непонятной хрипотцой, которую она чуть не приняла за боль.
— Конечно, хочу. А ты, Люк? — прошептала она. — Для мужчины, который клялся, что не хочет иметь детей, наверное, было сильным ударом узнать, что предстоит стать отцом во второй раз.
— Это не совсем то, что ты имеешь в виду. — Люк вскочил на ноги и беспокойно зашагал вдоль кровати. — Я всегда хотел рождения Жан-Клода. Ты должна мне поверить, — пробормотал он. — Но я так боялся, сердце мое, так боялся за тебя! В первый раз, когда порвался презерватив, существовало хоть какое-то оправдание. Но теперь это была явная небрежность с моей стороны. Я занимался с тобой любовью, потому что не мог сдержать себя. Ты проникла в мою кровь, в мое сердце, Эмили. Стоит мне только взглянуть на тебя, как у меня зарождается желание. Это похоже на навязчивую идею — потребность ласкать тебя и испытывать наслаждение, которое только ты можешь дать мне. Меньше всего я думал о том, что может случиться. И все же я больше, чем кто-либо другой, должен был подумать о последствиях такой небрежности. Ведь это из-за меня умерла Сабина, — простонал он. — Это моя вина.
— Нет. — Эмили не могла больше выносить страдание, отразившееся в его глазах, и протянула руки, приглашая его присесть на кровать. — Люк, смерть Сабины была ужасной трагедией, но ничьей вины тут нет. Внематочная беременность — сравнительно редкое явление. Ты ничего не мог сделать, чтобы предотвратить его.
— Все было не совсем так. — Люк замолчал и провел рукой по лицу. Его руки дрожали. — Я не любил ее. Когда мы с Сабиной встретились, я был молодым и пылким. И я безумно желал ее. Но наш брак почти сразу же начал давать трещину за трещиной. Сабина была одержима мыслью иметь ребенка, а я был сосредоточен на своей карьере. У нас начались бесконечные ссоры. У нее появились любовники, и наш брак был почти разрушен. Та поездка на остров была последней попыткой Сабины спасти его.
Выражение его лица оставалось непроницаемым, а Эмили вздрогнула, вспомнив то, что ей рассказала Робин.
— Но Сабина была беременна, — пробормотала Эмили, и он кивнул.
— Да, но я подозреваю, что ребенок был не моим, и вероятно, поэтому она ничего не сказала мне. Когда Сабина упала в обморок, я не мог понять, что происходит. Мы были отрезаны от всего мира, от врачей, и я ничего не мог сделать. Все произошло так быстро! — с болью в голосе сказал он. — Вскрытие показало, что раньше Сабина уже перенесла одну внематочную беременность. Я не знал об этом, а она никогда не говорила мне о повышенном риске второй внематочной беременности. Казалось невероятным, что столь глупая смерть возможна в двадцать первом столетии. Я почувствовал такую огромную вину, что поклялся никогда больше не подвергать женщин подобному риску.
