- А что будет завтра? - спросил Джозеф.
Хэвен одарил его той самой неприятной усмешкой.
- Ну, как же. Завтра мы с тобой выясним, повезет ли тебе во
второй раз, или удача тебе изменит.
- Ты сделаешь его своим Рексом, Рексом Жан-Клода, - сказал
мне Джозеф и отвернулся ко второму льву. - А ты готов к тому, что делают
Нимир-Радж и Ульфрик?
- И что же?
- Спят с ее мастером. Спят с Жан-Клодом.
Занятно, некоторые слухи оказываются весьма живучи, неважно,
сколько времени вы пытаетесь их истребить. Прежде, чем я успела что-то сказать,
заговорил Хэвен.
- Ты что, веришь всем слухам, что слышишь?
- Какие же это слухи, если это правда?
- Уведите его отсюда, - произнес Хэвен, и вампиры вопрошающе
посмотрели на меня. Я согласно кивнула, и они повели Джозефа к выходу.
- Ты обрекаешь меня на смерть, Анита, - бросил он через
плечо.
Я не знала, как это прокомментировать, поэтому промолчала.
Всех спасти невозможно, а мы не могли позволить себе держать в союзниках того,
кто был не совсем за нас. И дело не только в сексе. В его прайде нет ни одного
льва, который сгодился бы на роль телохранителя. То есть, вообще ни одного.
Нельзя выжить, будучи настолько слабыми.
Нечестивец что-то проговорил Джозефу, тихо и быстро. Его
хватка на руке льва была достаточно крепкой, чтобы это было заметно издали. Что
бы он ни сказал, Джозеф перестал протестовать и вышел из помещения.
- Что ты сказал ему, Нечестивец? - полюбопытствовала я.
- Сказал, что Хэвен дал им еще один день, но, если он будет
продолжать говорить гадости о наших мастерах, я его сегодня уделаю.
- Это мое дело, - тут же возразил Хэвен.
- Я сказал «уделаю», а не «убью». После всего, что он здесь
наговорил, я посчитал, что угроза изнасилования покажется ему достаточно
пугающей, чтобы он убрался.
- Тебе же не нравятся парни, - удивилась я.
- Откуда тебе знать. Ты никогда не пыталась выяснить. В
общем, пускай моя гордость и ранена, переживу как-нибудь. А Джозеф поверил бы
во что угодно, если это касается людей Жан-Клода, даже в возможность изнасилования
мужчины мужчиной.
- Так что, действительно ходят такой слух, что в поцелуй
Жан-Клода не войдешь без того, чтобы не трахнуть его?
- Или тебя, - кивнул Истина.
- Кстати, я сожалею, что это не так. - С ухмылкой заметил
Нечестивец.
- И я, - добавил Грэхем.
Я наградила их таким взглядом, какой они заслуживали.
- А я нет, - сказал Истина, и оба на него уставились.
- Почему? - спросил Грэхем.
- Я и так уже достаточно под пятой у Аниты. Переспи я с ней,
стал бы вроде того раба, за которых принимает нас Джозеф.
- Поверьте мне на слово, ребята, вы переоцениваете мою
привлекательность, - заметила я.
- Ничего об этом не знаю, - сказал Хэвен. Он распрямил мою
ладошку в своей руке и провел по ней пальцем. - У тебя такие маленькие ручки.
- Изящные и опасные, - сказал Нечестивец.
Хэвен заговорил, словно сам с собой.
- Я парень простой. И знаю это. Не дурак, но и особым
умником меня не назвать. Это мне тоже известно. И мне нравится быть мужиком.
Нравится быть сильным. Нравится причинять людям боль. Могу и убить, не особенно
переживая по этому поводу. Мне нравится моя работа. Люблю выпивать с ребятами,
играть в покер, шляться по стрип-клубам, трахаться. Хорошие были времена.
- Ты так говоришь, будто они окончены, - заметила я.
- Я вернулся в Чикаго, к своей прежней жизни, но все было
уже не то. Мне по-прежнему нравилось причинять боль, но я начал задумываться,
не возненавидишь ли ты меня за то, чем я занимаюсь у Огги. Я продолжал
задаваться вопросом «Что бы она подумала?» И это повлияло на качество моей
работы. Огги это заметил.
- Я отослала тебе назад, Хэвен. Я не заставляла тебя
продолжать обо мне думать. - Я попыталась забрать у него свою руку, но он
крепко держал ее своими длинными пальцами, и я оставила попытку.
- Заставляла, Анита. Может, и не намеренно, но все же.
Сначала к чертям полетела моя работа, потом я вообще перестал получать ото
всего удовольствие. Я начал смотреть на своих друзей и на то, чем мы
занимались, и думал: «Она будет разочарована. Она посчитает это глупостями». -
Тут он покачал головой. - Черт подери, я никогда не позволял женщинам такое с
собой вытворять.
- Хэвен, я…
- Дай мне закончить, - оборвал меня он. Я не была уверена в
том, что хочу слышать продолжение, но не стала перебивать.
- Женщины нужны только для секса, или для женитьбы, чтобы
завести от них детей, если придет охота. Женщин не принимают в расчет, не в
моем мире, и не в мире Огги. Но с тобой он считался, так же, как и я. Особенно
я. Неважно, с какой женщиной я был и насколько хороша она была в сексе, меня
все не устраивало. Мне все было недостаточно. Черти бы тебя побрали - я даже
стал думать об отношениях. О том, чтобы разговаривать с девушкой. Глупая фигня,
которой я перестал страдать еще до того, как мне исполнилось пятнадцать. И вот
оно вернулось. Я снова стал подростком, начал думать, что в жизни есть что-то
другое, кроме служения Огги. А ведь в жизни, Анита, ничего другого нет. Просто
нет. - Его голос перешел в низкое рычание.
А я не знала, что на это сказать. Извиняться поздно, а
оправдываться еще хуже. «Я не хотела разрушать твою жизнь» было бы точнее.
Наконец, я определилась с ответом.
- Я не заставляла тебя пересматривать жизненные приоритеты,
Хэвен.
- Заставляла, заставляла. Так сказал Огги. Он говорит, что
ты, возможно, сделала это несознательно. То есть, надругалась над моими
мозгами, как делает это Белль Морт. Я твой лев, Анита. Твой настолько,
насколько не принадлежал еще никому. Ты заставляешь меня хотеть быть лучше. Ты
хоть представляешь, как это неправильно?
Истина тихо произнес:
- Женщина заставляет мужчину желать стать лучше, чем он
есть. Но Белль Морт никого к этому не принуждала. Она заставляла боготворить
себя, бегать за собой на четвереньках, но мыслей вроде «Станет ли она думать
обо мне хуже, если я поступлю так отвратительно?» не внушала. Она сама делала
такие жуткие вещи, какие нам бы и в головы не пришли. Даже Нечестивец считал ее
аморальной.
- Огги говорит, что это та же фигня с затрахиванием мозгов,
что и в случае с Белль Морт.
- Твое влечение к Аните может быть вызвано вампирскими
силами, но твоя реакция на нее выходит за рамки их возможностей, - заметил
Нечестивец, и в его голосе прозвучала едва уловимая нотка печали.
- И что бы это означало? - раздраженно спросил Хэвен.
