Еще одна пара рук обняла меня сзади, и второе тело тесно
прижалось ко мне. Не нужно было открывать глаза или чувствовать легкий аромат
ванили, чтобы понять, что это был Натаниэль. Я знала это ощущение его тела
рядом с моим. Знала ощущение, когда эти двое держали меня в объятьях.
К нам подошел еще кто-то. Я обернулась и увидела Черри. Она
обхватила рукой обоих мужчин, и я поняла, что теперь она не выше Натаниэля.
- Что-то не так? - спросила она с беспокойством в темных
глазах.
Что мне было на это ответить? Что я испугалась Олафа? Что
мысль о том, что тот прикасался к моим ранам выводила меня из равновесия? Что
мне было интересно, прикасался ли он к вывалившейся кишке, как мужчины обычно
касаются груди? Что я и хотела, и не хотела этого знать?
За нами распахнулась дверь. Эдуард кивнул мне и пошел к
двери. Он тихо заговорил, после чего вышел, чтобы поговорить с Олафом один на
один, а может, просто хотел на какое-то время избавить меня от его присутствия.
Как бы там ни было, я была ему благодарна. И, конечно, это позволяло мне
пообщаться с оставшейся половиной его подкрепления.
Я глянула через плечо Мики и руку Черри на стоявшую в палате
кровать. От боли лицо Питера стало таким, как когда я впервые его увидела, -
более детским. Лежа подключенным к трубкам и аппаратам, он выглядел бледным и
ужасно молодым. Когда я очнулась, системы контроля за моими жизненными
показателями были уже отключены. Насколько же ему хуже, чем мне?
- Вряд ли я смогу объяснить, что не так, - ответила я Черри.
Она сузила глаза. - Попозже попытаюсь, обещаю.
Черри нахмурилась, но отступила, словно знала, что я
собиралась сделать. А может, и знала. Наверное, я сделала движение в сторону
кровати, или повернулась так, словно собралась к ней подойти. Большинство людей
не заметили бы этого, но с оборотнями все иначе. Я еще раз обняла Мику, на этот
раз не так судорожно, и он меня поцеловал. То был нежный, неторопливый поцелуй.
Если бы за нами не наблюдал Питер, я бы продлила его, но он наблюдал, а Эдуард
в коридоре присматривал за большим и страшным парнем. Мне же достался не такой
уж большой, зато в другом смысле довольно страшный. Я повернулась, чтобы
взглянуть через плечо на Натаниэля. Он поцеловал меня в щеку, коснувшись
ладонью другой щеки, чтобы наши лица оказались напротив. Я обернулась так,
чтобы ему удобнее было меня поцеловать, но его поцелуй был самым осторожным и
добропорядочным, какой я когда-либо от него получала. Я даже отпрянула,
удивленно на него уставившись. Лавандовые глаза Натаниэля стрельнули через комнату
в сторону кровати. Я и поняла, и не поняла намек. Почему-то присутствие Питера
заставляло Натаниэля вести себя по-джентльменски, но я не могла понять, почему.
Все же это просто поцелуй, а не секс. Я отбросила эту мысль в кучу точно таких
же, весьма конфузных. Их было у меня так много, что я даже задумывалась, в
какую бы клетку из запихнуть так, чтобы все эти непонятные вещи не захлестнули
меня целиком.
Присмотревшись к Натаниэлю, я поняла, что он одет почти
также как я, только футболка мужская, и оружия при нем нет. В целом, выглядели
мы оба так, словно на танцульки собрались. Трудно упрекнуть того, кто подбирал
тебе одежду, если он сам одет точно также. Впрочем, одежда - не наиглавнейшая
из грядущих проблем.
Я сделала глубокий вздох и вышла из круга дружеских рук.
Вышла из этого теплого круга, чтобы встретиться лицом к лицу с текущей
конфузной ситуацией. Бледность Питера была не естественной, как моя или
Эдуарда, и потому он казался белым, как полотно. Так всегда бывает после
значительной кровопотери.
Я подошла к кровати. В тот момент мне больше улыбалась
пообщаться с Питером, нежели с Олафом. Ну и кто из нас трус - я или Эдуард?
Могу поспорить, что он согласился бы встречу с тысячей Олафов, чем с одним
почти приемным сыном. Выражение лица Питера менялось по мере того, как я
подходила ближе. Ему все еще было больно, но взгляд его привлекало вовсе не мое
лицо. К тому времени, как я была у кровати, бледность его физиономии сменилась
багряным румянцем.
Глава 40
- Питер, привет, - сказала я.
Он повернул голову так, чтобы взгляд был направлен в
потолок. Очевидно, не был уверен, что удержится от разглядывания моей грудной
клетки, и не знал, как я на это отреагирую. Я и сама не знала этого.
- Я думал, ты тоже ранена, - произнес он.
- Так и было.
Он посмотрел на меня, нахмурившись.
- Но ты на ногах. А я чувствую себя паршиво.
- Я и сама немного удивлена, если честно, - кивнула я.
Его взгляд снова начал соскальзывать к моему вырезу. Олаф
псих и засранец, но в одном он был прав. Мужики будут таращиться, причем
некоторые - сознательно, с хамскими целями, но к некоторым это не относилось.
Такие, как Питер… ну, их взгляды моя грудь притягивает, словно магнит железо;
просто привлекает внимание. Да, я непременно поговорю с Натаниэлем по поводу
сбора вещей в больницу в следующий раз. В следующий раз, когда я снова загремлю
в реанимацию без сознания. У меня даже тени сомнения не возникло в том, что это
произойдет. Непременно произойдет, если только я работу не сменю. Мысль меня
насторожила. Я что, подумываю о том, чтобы покончить с охотой на вампиров?
Действительно ли я задумываюсь об этом, на самом деле? Может быть, может, и
так. Я потрясла головой, загоняя эту мысль в клетку к ее беспокойным собратьям.
Клетка уже наполнилась под завязку.
- Анита? - позвал Питер.
- Прости, задумалась.
- О чем? - Он продолжал пытаться установить контакт с моими
глазами. Мне захотелось потрепать его по волосам и дать печенюшку за то, что он
такой хороший мальчик. О господи, ну и настроение у меня сегодня.
- Честно говоря, я задумалась, хочу ли продолжать охотиться
на вампиров.
Глаза Питера расширились.
- О чем это ты? Ведь это твоя работа.
- Нет, моя работа - поднимать зомби. Охота на вампиров - это
что-то вроде побочной специализации. Иногда работа с зомби меня достает, но
вампиры и дикие ликантропы все чаще отправляют меня в больницу. Может, я просто
устала от того, что каждый раз, очнувшись, обнаруживаю на себе новые шрамы.
- Очнуться - хорошо, - произнес он, и его голос звучал неуверенно.
Он больше не таращился мне в лицо или на грудь. Его взгляд устремился куда-то
вдаль, с тем выражением на лице, какое бывает, когда видишь что-то неприятное и
в какой-то переживаешь это.
- Ты решил, что ты уже не очнешься? - спросила я, стараясь,
чтобы голос звучал мягко. Он посмотрел на меня расширенными глазами, выглядя
потерянным и напуганным.
- Нет… я думал, что это все. Я думал… - Он запнулся, отводя
взгляд.
- Ты думал, что умрешь, - закончила я за него.
Питер кивнул, поморщившись, словно от боли.
