Жан-Клод взял всю эту энергию и направил ее в наших
вампиров, всех тех, что находились в городе и чьи жизни напрямую зависели от
его силы в качестве Мастера города. Он заставил их всех проснуться - где-то за
десять часов до того, как они проснулись бы от мертвого сна самостоятельно. Я
поначалу не поняла, зачем он это сделал, но когда он разбудил последнего, то
отозвал энергию назад, направив ее на себя и на Ричарда, и только тогда я
осознала, в каком ужасном состоянии они оба находились. Жан-Клод использовал
полученную энергию на то, чтобы разбудить слабых вампиров потому, что если бы
он потерял сознание, то мог бы высосать всю энергию из них, и они бы наверняка
этого не пережили. Он опасался, что осушит их через связи, приковывавшие их к
Мастеру города, также, как только что сделал это с крысами Рафаэля. Только, в
отличие от крыс, вампиры бы умерли.
У меня перехватило дыхание. Сердце словно прикасалось к
камню, и дышать было просто невозможно.
Тело Ричарда… о, боже, боже… он умирал. Жан-Клод пытался
излечить его, и тогда я увидела, что сделали с телом вампира когти Ричарда.
Сердце его билось неравномерно, с перебоями. Господи боже мой, Ричард ранил его
в сердце. Жан-Клод направил полученную от крыс энергию в эти раны, и этого, по
идее, должно было хватить. Но почему-то раны Ричарда поглощали ее, не
исцеляясь. Внезапно я увидела нечто вроде тени, склонившейся над ним.
Жан-Клод прошептал: «Арлекин».
Мы умирали - мою грудь сдавливало все сильней и сильней.
Дышать стало совсем невозможно. Я едва почувствовала, что Рафаэль опустил меня
на пол и попытался заставить меня говорить. На последнем оставшемся глотке
кислорода я выдохнула:
- Помоги нам.
- Что угодно, - ответил Рафаэль. Его щиты все еще были
опущены. Я снова воспользовалась энергией крыс, но на этот раз - для удара.
Жан-Клод закричал в моем сознании:
- Нет, ma petite!... - но было уже поздно. Последним усилием
ускользающего во тьму сознания я взяла силу Рафаэля и крыс и швырнула ее в
фантом, склонившийся над спиной Ричарда.
Будь я в состоянии мыслить связно, я сопроводила бы удар
приказом «Умри», но тьма поглощала нас, и все, на что хватило времени - был
удар. Я увидела ее - нет, их - две фигуры в капюшонах в темной комнате. В
темной комнате какого-то отеля. Две белые маски лежали рядом, на кровати. Одна
из них сидела на кровати, другая склонилась перед ней на коленях. Обе были
миниатюрными и темноволосыми. Они подняли взгляды, застигнутые врасплох, словно
могли видеть меня и то, что пришло со мной. Мне удалось хорошенько рассмотреть
повернутые ко мне бледные лица, длинные темные волосы - у одной они были на тон
темнее, чем у другой, пару зеленых и пару серых глаз, мерцающих силой. Они
объединили свои силы неведомым образом, чтобы атаковать нас. Не знаю, что они
увидели, но обе внезапно закричали. Та, что стояла на коленях, попыталась
загородить вторую собственным телом, и в этот момент посланная мною энергия
ударила их. Они рухнули на пол, свалив тумбочку. С нее упала лампа и разбилась,
осыпав их осколками. За лампой последовали телефон и блокнот. Мне даже удалось
разглядеть надпись на блокноте. Теперь я знала, где они. Вампирши лежали кучкой
и не шевелились. Последней мыслью, промелькнувшей в моем сознании, была:
«Хорошо».
Глава 23
Боль… боль… и свет, режущий глаза. Чьи-то голоса.
- Есть пульс!
- Анита, Анита, ты слышишь меня?
Я хотела ответить «да», но не смогла вспомнить, где у меня
язык и как им вообще пользоваться. Меня снова накрыла тьма, а затем ее
прорезала вспышка боли. И я пришла в себя, обнаружив, что мое тело конвульсивно
дергается на каталке. Вокруг столпились люди. Одну из них я наверняка знала, но
вспомнить никак не могла; только ощущала, что должна бы ее знать. Грудная
клетка болела. Откуда-то доносился запах паленого - что-то явно горело. Я
скосила глаза и увидела те плоские штучки, что однажды уже прикасались к моей
груди. И только тогда поняла, что именно горело. Но эта мысль ничего для меня
не значила. Я не испугалась, даже не заволновалась. Все казалось нереальным.
Даже боль в груди спадала. Мир становился серым и скругленным по краям.
Кто-то резко и сильно хлопнул меня по лицу. Мир снова стал
похож на реальность. Я моргала, таращась в лицо женщины, которую должна бы
знать, но не знала. Она прокричала мое имя.
- Анита, Анита, не оставляй нас, черт тебя подери!
И мир снова заволокло туманом, серость поглощала цвета,
словно туман. Кто-то снова дал мне пощечину. Я снова заморгала в ее лицо.
- Не смей у меня умирать, черт возьми! - Она снова ударила
меня, и на этот раз мир не стал терять краски.
Я узнала женщину. Доктор Лиллиан. Я попыталась сказать:
«Прекрати меня бить», но не смогла вспомнить, как нужно разговаривать. И тогда
я изо всех сил постаралась нахмуриться. Мужской голос произнес:
- Ее состояние стабилизировалось.
Лиллиан улыбнулась, наклонившись ко мне.
- Ты дышишь за троих, Анита. Если будешь дышать, они не
умрут.
Я не знала, о чем она говорит. Хотелось спросить: «Кто не
умрет?». А потом в мои вены полилось нечто холодное и жидкое. Ощущение было мне
знакомо, и перед тем, как погрузиться во тьму несколько иного происхождения,
чем прежде, я подумала: «Зачем Лиллиан дала мне морфин?»
Я спала… а может, и нет. Но для рая здесь было чересчур
страшно, а в аду могло бы быть и пострашней. Я была на балу, и все вокруг меня
были одеты в блестящие платья того фасона, что вышли из моды за столетия до
моего рождения. Когда первая пара танцующих повернулась ко мне, я увидела, что
на них маски. Все вокруг носили белые маски Арлекина. Отшатнувшись от танцоров,
я внезапно обнаружила, что на мне серебристо-белое платье, слишком пышное,
чтобы можно было в нем изящно двигаться, и слишком тесное вокруг ребер, чтобы
можно было свободно дышать. Одна из кружившихся рядом пар врезалась в меня, и
сердце едва не выпрыгнуло через глотку. Грудь сдавливало все сильней и сильней,
словно ребра крушил огромный кулак. Я рухнула на колени, и танцующие пары
расступились вокруг меня, образовав круг платьев и костюмов. Их одежда то и
дело задевала меня, когда они безликими духами кружились рядом.
Во сне зазвучал голос, переливающееся контральто Белль Морт.
- Ты умираешь, ma petite.
Подол ярко-алого платья коснулся моих ладоней. Она присела
напротив меня. Та самая красавица-брюнетка, некогда едва не уложившая всю
Европу к своим ногам. Грива темных волос была уложена в высокую прическу,
выставляя на обозрение бледный, белый изгиб шеи, который мы так любили
когда-то. Мы… я попыталась осознать, кто имеется в виду под второй частью этого
«мы», но там, где раньше чувствовался Жан-Клод, сейчас была ужасающая пустота.
Белль склонилась надо мной, когда я упала на пол.
- Его уже почти нет, нашего Жан-Клода, - сказала она. Ее
янтарно-карие глаза не выразили ни тени беспокойства. Она просто озвучила свое
наблюдение. - Почему ты не просишь о помощи, ma petite?
