Я начала было возражать, но так и не смогла озвучить мысль.
Одну минуту я таращилась на доктора Криса, а уже в следующую скользнула в небытие.
Глава 34
Я очнулась, что уже само по себе неплохо. И заморгала, глядя
в потолок, который я уже где-то видела, но не могла вспомнить, где. Это не то
помещение, где я заснула. Здесь потолок был выкрашен не чисто-белой краской, к
тому же по нему шли трубы. Трубы… что-то это должно было означать, но мир все
еще расплывался по краям, и я не смогла вспомнить.
- Она проснулась. Я ее молил уйти со мной и покориться небу.
Я узнала голос еще до того, как он показался в пределах
видимости.
- Реквием. - Я улыбнулась ему и протянула правую руку; левая
ощетинилась иголками. От этого движения живот заныл, но острой боли не было.
Это заставило меня задуматься, сколько я пролежала в отключке, либо какие
лекарства идут в меня по трубке из капельницы. Реквием взял мою руку и
наклонился, чтобы запечатлеть на ней поцелуй. Я была счастлива его видеть.
Черт, да я кого угодно была бы счастлива видеть.
- Я не знаю этой цитаты.
- Слова безвестного монаха, - пояснил он.
- Прости, в голове еще не прояснилось.
Он держал мою руку напротив груди, под своим черным плащом.
Его синие-синие глаза блестели в свете флуоресцентных ламп наверху.
- Возможно, это поможет: «Нам грустный мир приносит дня
светило - Лик прячет с горя в облаках густых. Идем, рассудим обо всем, что
было. Одних - прощенье, кара ждет других. Но нет печальней повести на свете»…
- Чем повесть о Ромео и Джульетте, - закончила я вместе с
ним.
Тогда он засмеялся, и улыбка преобразило его лицо, сделав из
холодно-красивого живым, милым, привлекательным.
- Ты должен чаще смеяться, тебе идет, - сказала я.
Смех тут же увял, словно две красноватые слезинки,
соскользнувшие по бледному совершенству его щек, забрали с собой и его радость.
К тому времени, как слезинки исчезли в темной линии бородки, его лицо стало, по
обыкновению, меланхолично-прекрасным.
Я была счастлива взять его за руку. Счастлива прикасаться к
кому-то, кто мне не безразличен, но было что-то тяжелое в этом взгляде цвета
морской волны, что заставило меня забрать руку. У меня есть любовники, которые
смотрят на меня так же, но Реквием пока не заслужил этого взгляда, а может,
наши отношения были этого недостойны. Личность Реквиема нельзя назвать легкой и
веселой, нет; он, определенно, трагический персонаж.
- Где Жан-Клод?
- Ты ожидала, что он станет сидеть у твоей постели?
- Может быть.
- Они с Ашером где-то в другом месте. Меня поставили
присматривать за тобой, пока они заняты более важными вещами.
Я тяжело на него уставилась. Он что, специально это сказал?
Пытался заставить меня сомневаться в них? Я едва не умерла и все еще была
подсоединена к капельницам… Черт бы все подрал, я просто обязана спросить.
- Ты подразумеваешь, что они где-то занимаются сексом, и что
это для них важнее меня?
Реквием опустил взгляд; мне показалось, что он пытался
изобразить смущение.
- Они где-то шляются вдвоем, а меня отправили к тебе. Я так
полагаю, что факты говорят сами за себя.
- Не строй из себя скромника, Реквием. У тебя все равно это
плохо получается.
Он устремил на меня исполненный печали взгляд своих
ярко-голубых глаз, обведенных зеленоватой тенью у края радужки. В этих глазах
можно было утонуть, и либо выплыть, либо камнем пойти на дно. Я отвела глаза,
не желая встречаться с этим взглядом. Обычно это не составляло для меня
проблемы, но сегодня я больна, слаба, и мне совершенно не нравится его
настроение.
- Моя вечерняя звезда, ты слишком напряженно думаешь. Давай
просто радоваться тому, что ты жива, что все мы живы.
Это его заявление дало мне возможность задавать вопросы;
может быть, если не упоминать Жан-Клода, он даже ответит на них.
- Это значит, что с Питером все в порядке?
Его лицо приняло бесстрастное выражение, даже настойчивая
жажда ушла из его глаз.
- Он в соседней палате.
- С ним все в порядке?
- Он поправится.
- Мне не нравится, каким тоном ты это сказал, Реквием.
Тут раздался стук входной двери, и в комнату вошел Грэхем.
- Господи, ну ты и мрачный ублюдок! - заявил он.
Я присмотрелась к нему, ища признаки того, что Арлекин мог
все еще играть с его разумом, следы той панической ложной привязанности. Но он
улыбался и казался самим собой. Ладно, хотя обычно это подразумевает, что
Грэхем недоволен мной из-за того, что я его не трахаю.
- Ты носишь крест? - спросила я.
Он ухватился за уходившую под футболку цепочку, и на ее
конце я увидела крошечного Будду. Я изумленно на него уставилась.
- Ты что, буддист?
- Ага.
- Твоя работа предполагает насилие, так какой из тебя
буддист? - возразила я.
- Значит, хреновый из меня буддист. Но так уж я был
воспитан, и я действительно верую в этого толстощекого паренька.
- Но будет ли от этого толк, если ты не живешь согласно
традициям этой веры?
- Я мог бы спросить тебя о том же, Анита.
Хм, возможно ли, что он в чем-то прав?
- Ладно, просто мне и в голову не могло придти, что ты
буддист.
- Так же, как и моим предкам, - заявил Грэхем. - Но, когда
Клодия приказала нам носить освященные предметы, я неожиданно понял, что в
иудейского плотника совсем не верую, я воспитан совершенно в других традициях.
- Тут он многозначительно потряс фигуркой Будды. - Вот во что я верю.
- Ну и ладно, лишь бы работало, - слегка кивнула я. Грэхем
широко ухмыльнулся.
- Итак, с Питером все будет хорошо, но выздоравливает он
медленно, как человек.
- Насколько серьезно он ранен?
- Примерно так же, как ты, но исцеляется намного медленнее.
Грэхем подошел и встал рядом с Реквиемом. На нем была все та
же красная футболка и темные брюки, но теперь это меня почему-то не раздражало.
Грэхем ответит на мои вопросы куда лучше Реквиема. А еще, он казался вполне
вменяемым, в то время как Реквием вел себя странно даже по сравнению с его
обычным поведением.
Я хотела было спросить, насколько быстро я исцеляюсь, но
первым делом я хотела узнать новости о Питере, а не о себе. Я-то чувствовала
себя на удивление неплохо.
- Я повторю вопрос, и на этот раз мне нужен исчерпывающий
ответ. Насколько серьезно ранен Питер?
