При свете единственной лампы ее длинные, красивые, слегка загоревшие ноги представляли собой необыкновенно привлекательное зрелище. Ему нестерпимо захотелось почувствовать всю силу их объятия на своем теле.
— Что случилось? — спросил он спокойно. — Почему мы не можем целоваться, если нам обоим этого хочется?
Ее ответ прозвучал незамедлительно и с яростью:
— Не смей говорить мне о том, чего мне хочется!
Нарочито оскорбительным жестом она отерла рот тыльной стороной ладони.
— Ты не мог бы выключить свет? — добавила она. — Я устала и хочу спать.
Она хочет уничтожить его вкус. Его запах. Да будь он проклят, если допустит, чтобы все закончилось вот так теперь, когда они снова вместе! Если ей нужны долгие оправдания за причиненные в прошлом обиды, он будет оправдываться. Он примет любое наказание, какое она предложит.
Он щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту. Несколько секунд единственными звуками в ней были ее дыхание, скрежет молнии, когда он снимал джинсы, и шум грузовика, пронесшегося по шоссе за окном. Пружины протестующе скрипнули, когда он в трусах растянулся на кровати, подмяв под шею тощую подушку.
— Если я не заговаривал об этом до сих пор, это не означает, что я не понимаю, как был неправ, оставив тебя пять лет назад без единого слова объяснения, — произнес Дэвид через минуту. — С того дня, как Джоди Энн сказала мне о твоем разводе и о том, что ты возвращаешься во Флагстафф, чтобы помочь отцу, я все время хочу тебе все объяснить. Извиниться за то, что сделал тебе больно. Только не знаю, как и с чего начать.
Находясь на дальнем конце бесконечной пропасти между их кроватями, Кира позволила себе немного помечтать. А вдруг Дэвид во всем сознается и попросит у нее прощения? Сможет ли она простить его? Будет ли доверять ему? Без доверия между ними никогда ничего не будет.
Он сам должен заговорить о деньгах, признаться, что взял их, решила она. Может быть, даже вернуть их отцу. Думаю, без этого не обойтись.
— Если тебе от этого легче, то не было дня, чтобы я не сожалел о последствиях того, что сделал, — продолжал он. — Я не пытаюсь оправдаться, просто хочу объяснить, что был тогда моложе и на мне висел непосильный долг за обучение, во много раз превышавший то, что я заработал в армии. Фактически я был без гроша. Несмотря на ту честь, которой, на взгляд твоего отца, он удостоил меня, взяв к себе на работу, я зарабатывал на жизнь как батрак. Я не был готов, да и не мог остепениться… содержать семью, если бы и пришлось. Мне нужен был шанс встать на ноги в качестве адвоката — об этом я только и мечтал.
— Ты явно достиг своей цели, — согласилась Кира тоном, менее всего подразумевающим комплимент. — Это смешно, ведь такой человек, как ты, мог бы добиться всего этого одной левой. Почему ты не хочешь признать это? Просто жена и, не дай Бог, ребенок нарушили бы твой образ жизни. Ты хотел секса без всяких обязательств… свободы, чтобы беспрепятственно уйти в любой момент.
Это было заблуждение молодости, действительно бросавшее на него тень. Как бы сильно он ни хотел ее, свадьба была ему ни к чему — пока не стало слишком поздно.
— Тут ты меня поймала, — признал Дэвид. — Я был незрелым, эгоистичным и самонадеянным. Когда ко мне пришел твой отец и сказал, что беспокоится, что ты не закончишь учебу на юридическом факультете, если наш роман будет продолжаться, мне показалось, он предложил выход из положения, лучший для нас обоих. Я подумал… что если я уеду… буду строить свою жизнь так, как считаю нужным, и дам тебе шанс поступить так же, то, когда придет время, мы вновь найдем друг друга.
Разумно объяснив причиненную ей боль, он повернулся к ней спиной, оставив ее с чувством потрясения и отчаяния. Ну вот! Теперь он хочет вернуться, словно и не было той ужасной раны.
— Ты, наверное, издеваешься! — воскликнула она. — После того как ты исчез без единого слова, взяв…
Каким-то образом она умудрилась вовремя прикусить язык.
Но недостаточно быстро.
— Что? — спросил он, нахмурившись так, что его брови сошлись вместе, превратившись в почти осязаемый предмет. — Что именно я взял?
— Забрал с собой мое сердце, — выкрутилась она, злясь из-за своего глупейшего ответа и необходимости выглядеть жертвой, чтобы сбить его со следа.
Теперь настала его очередь размышлять над ее словами в сумерках комнаты.
— Как же так, если меньше чем через год ты вышла замуж за другого? — спросил он наконец. — Ненадолго же хватило твоей любви.
Он же ее и осуждает за недостаток чувств!..
— Если хочешь знать правду, то за Брэда Мартина я вышла от отчаяния, — произнесла она. — И, как большинство таких союзов, он в конце концов распался.
Этому ублюдку досталось то, от чего я отказался… Шанс сделать тебя счастливой, думал Дэвид. А он его упустил.
— Послушай, — сказал он. — Если тебе станет от этого лучше, то знай: кроме тебя, для меня никогда никого не существовало. Мне не хватало тебя, как части себя самого, каждый проклятый день, когда мы не были вместе. Когда я позвонил тебе примерно за неделю до твоего выпуска и попал на твою соседку по комнате, я собирался просить прощения и сделать тебе предложение. Она сказала мне, что ты выходишь замуж за кого-то другого. Наверное, я мог бы попытаться остановить тебя. Но я отказался от этого права. Вместо этого я упаковал вещи и поехал в ущелье Литл-Колорадо, чтобы пережить свое горе. Я прожил там почти месяц, питаясь одними сухарями, ягодами и мясом убитых кроликов.
Если бы только я знала! — подумала Кира. Я бы ни за что не вышла за Брэда. Не было бы этого ужасного медового месяца. С другой стороны, а что бы изменилось? Вышла бы вместо этого за Дэвида? Деньги, которые он получил за то, чтобы бросить ее, все равно стояли бы между ними.
Как этой ночью.
— Это больше не имеет значения, — прошептала она.
— Еще как имеет. Мы все те же люди, живущие в том же самом мире. Я люблю тебя так же сильно, как тогда.
Его слова кинжалом пронзили ее сердце, оставив больную, но сладостно-горькую рану. Она не ответила, но подушка ее намокла от слез.
Его самой большой ошибкой, видел он, было уйти без единого слова объяснения. Он не в первый раз представил себе, как она стучится в дверь его трейлера, потом как сумасшедшая гонит в резервацию, чтобы узнать, где он. Через несколько месяцев после его отъезда Мэри упомянула, что она заезжала к ней.
— Я как дурак купился на уговоры твоего отца, мол, если я останусь, чтобы попрощаться, то ты меня не отпустишь… Что ты бросишь учебу, чтобы быть со мной, — признался он. — Он сказал, что нам нужен решительный разрыв, который позволил бы тебе продолжать учиться без всяких помех. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, он, наверное, не верил, что я уеду, если увижу тебя.
— Но ты бы уехал. Разве нет?
— Может быть, и нет. Сейчас мне так не кажется. Как бы мне это удалось, если бы ты обвила руками мою шею?
