Грэхем приоткрыл дверь, просунул голову:
– Это доктор.
– Впусти его, – велела Клодия напряженным голосом.
Неужто от меня все сегодня начинают психовать?
Вошел доктор Норт, бросив беглый взгляд на стоящего у двери
Иксиона.
– Ваши люди слегка нервируют сестер и пациенток. Они не
могли бы войти сюда?
Я посмотрела на Клодию – командовала она. Она кивнула и
послала Лизандро открыть дверь и позвать Грэхема с Иксионом. Грэхем сразу нашел
кусок стены, за который ухватиться, улыбнулся мне нервозно – как я понимаю,
хотел меня успокоить. Иксион хмуро оглядел комнату, и вроде бы не знал, куда
встать. Что-то очень тут людно стало.
– К окну, Иксион. Не все, кто за нами охотятся, входят
в дверь.
Прямое нападение не очень нам грозило, но зато человек
получил место, где встать, подальше от кровати и от всего, что мы делали. Но
если будет осмотр, то все, кроме потенциальных отцов, должны будут выйти.
Когда Иксион устроился у окна, доктор Норт оглядел комнату.
– Вы хотите обсуждать это при всех?
– Вы только что попросили меня пригласить в комнату еще
двоих, док.
Он улыбнулся:
– Я имел в виду, что некоторых из них вы, может быть,
хотели бы отослать в кафетерий.
Я вздохнула, покачала головой. Как ему объяснить, что если
новости плохие, мне может понадобиться кто-то из моего персонала поддержки,
если не все? Никак, так что я и пытаться не стала.
– Вы уж выкладывайте, док, о’кей? Меня этот саспенс уже
достал.
Он кивнул, поправил очки. У него за спиной открылась дверь,
и вошел Ричард.
– Я ничего не пропустил?
Я покачала головой.
– Анита, – сказал доктор Норт, – вы себя до
крови пораните, если будете вот так вдавливать ногти в собственные руки.
Я посмотрела на пальцы так, будто они только что возникли на
концах моих рук. На коже остались полулунные вмятины от ногтей. Почти до крови.
Почти.
Ричард протянул мне руку, я поколебалась и взяла ее. Всплеск
энергии потряс нас – мы слишком оба нервничали, чтобы быть друг другу помощью.
Он закрылся, поставил щиты, и его рука в моей стала всего лишь теплой и
настоящей. Я оценила его усилие, когда он увидел, что я сделала со своими
руками, но сама я проиграла битву за то, чтобы не оглянуться Мику. Я была
слишком перепугана, чтобы ублажать чье-либо самолюбие. Чтобы не хотеть
притянуть к себе как можно больше всего, что есть уютного на свете.
Мика подошел к другой моей руке. Ричард напрягся, потому что
не хотел этого и не мог скрыть, что не хочет, но сцену не устроил. Я пожала его
руку, ткнулась головой ему в плечо, давая ему понять, как много он для меня
значит, потому что он действительно значил для меня много. Этот знак внимания
заработал мне улыбку, озарившую все его лицо. Когда-то за один вид этой улыбки
я бы отдала свое сердце.
Я обернулась к доктору, держась за них обоих, и мне было
лучше оттого, что я за них держалась. Мне хотелось изобразить хладнокровие, но
держалась я за них как за два последних деревянных обломка посреди океана.
– Я попросил проверить кровь еще раз, Анита.
– Значит, ничего хорошего, – сказала я.
– В такой момент полагается попросить ее сесть? –
спросила Клодия.
Доктор Норт глянул на нее:
– Если хочет, может сесть. – Он обернулся ко мне:
– Хотите сесть?
– А надо?
Он улыбнулся шире:
– Не думаю, но если надо будет, у вас хорошая
поддержка. – Он кивнул в сторону Мики и Ричарда.
– Выкладывайте, Док.
Мой голос звучал чуть сдавленно, но не дрожал. Очко в мою
пользу.
– Я могу быть полностью откровенен при всех
присутствующих?
Я подавила желание заорать и сумела ответить:
– Да, да, только говорите уж, Бога ради!
Он снова кивнул:
– Вам известно, что у вас ликантропия?
Я тоже кивнула и нахмурилась:
– Мне известно, что я – носитель ликантропии.
– Забавно, что вы так это формулируете. У вас кровь
совершенно уникальна, Анита.
– Месяца полтора назад я узнала, что являюсь носителем
ликантропии волчьей, леопардовой, львиной и еще какой-то, которую не смогли
даже определить.
Он глянул на меня поверх очков:
– Вы знаете, что быть носителем более одного штамма
ликантропии невозможно. Они дают перекрестный иммунитет. Ликантропией можно
заразиться только один раз.
Я снова кивнула, стиснув руки, которые меня поддерживали.
– Все это я знаю. Я – медицинское чудо, тра-та-та,
ля-ля-ля. Давайте к беременности. Есть у меня синдром Маугли или синдром Влада?
Он очень внимательно посмотрел мне в глаза, слишком даже
серьезно, и сказал:
– Да, насколько можно судить по результатам анализов.
У меня подкосились колени, я бы упала, не поддержи меня Мика
и Ричард. Кто-то подтащил кресло, и меня в него посадили. Ребята продолжали
держать меня за руки, каждый из них положил руку мне на плечо, будто опасаясь,
что я завалюсь вперед. Но пока еще я до этого не дошла. Пока еще.
– Что значит – «насколько можно судить»? – спросил
Мика.
– Эти два синдрома – они как ликантропия: невозможно
иметь оба сразу. Зародыш не может быть поражен и синдромом Маугли, и синдромом
Влада. Если бы у Аниты не было четырех разных штаммов ликантропии в крови, что
медицински невозможно, я бы сказал, что в нашем случае имеют место близнецы, но
по другим анализам крови и еще некоторым исследованиям…
Он еще шевелил губами, но слышала я только рев крови у себя
в ушах. Ричард и Мика помогли мне спрятать голову в колени, не дали упасть из
кресла. Подержать голову между колен – это через несколько секунд помогло. Но я
рада была, что они меня поддержали. Я бы не упала в обморок, но мне случалось
терять сознание, и это очень похожие явления. Близнецы, Господи Боже мой! Вот
так и расплачиваешься с процентами за заем у судьбы. Близнецы с двумя самыми
страшными врожденными дефектами, известными современной науке. Святая Мария,
Матерь Божия, не покинь меня!
Из пустоты выплыл голос доктора Норта – он склонился передо
мной:
– Анита, Анита, вы меня слышите? Анита!
Я заставила себя кивнуть.
– Я не хотел бы давать вам ложную надежду, потому что,
насколько мне известно, только беременные дают положительный результат на эти
синдромы, но анализ на беременность дал отрицательный результат. Два раза.
Я подняла голову, медленно: во-первых, потому что быстрее не
могла. Во-вторых, потому что ушам своим не поверила.
