Я села на свое место рядом с Жан-Клодом, а Натэниел с другой
стороны от Дамиана, где начинал этот вечер Мика. Но, чтобы все могли сесть, мне
надо было отпустить Натэниела. Это было мучительно, как если бы надо было
отдать щит перед тем, как идти в бой. Нет, даже не щитом был у меня Натэниел, а
теплотой в холодную ночь. Он меня хранил от опасности и безумия. Ну, от
опасности не всегда: безопасность – это не здесь.
Я сжала руку Дамиана и отпустила ее. Ну, тут не было такого
плохого ощущения от прерванного прикосновения, как от прерванного прикосновения
с Натэниелом. Почему-то отпустить сразу обоих было легче, чем одного.
Я взяла за руку Жан-Клода – и вот это была безопасность.
Броня, необходимая перед боем. И любовь тоже была здесь, но Жан-Клод искал не
безопасности сейчас, а силы. Одно только прикосновение к его руке зарядило меня
энергией. И мысль «подремать» сменилась мыслью «битва». Между солдатом и
генералом есть разница: первый спит, когда только может, второй должен
готовиться к следующей битве.
Сверкающие искорки упали, и стали видны вампиры во всей их
красоте. Они танцевали в воздухе – каждый на своем месте. Дамиан наклонился ко
мне:
– Ты представляешь себе, сколько нужно силы для того,
что они делают?
Я покачала головой.
Жан-Клод наклонился и зашептал почти неслышно:
– Сопротивляться и гравитации, и желанию собственного
тела коснуться земли. Это производит впечатление.
Он чуть сильнее сжал мне руку, будто от зрелища дюжины
танцующих вампиров, выстроенных сомкнутым кругом, у него расходились нервы – а
может, он, наоборот, пришел в восторг. Мне было слишком не по себе, чтобы
опускать щиты и проверять. Столько уже сегодня было ненужных инцидентов, что
осторожность казалась разумной.
Натэниел сидел в кресле, наклонившись вперед, лицо у него
было восхищенное. Я глянула в соседнюю ложу: Мика улыбнулся мне, и я ответила
улыбкой. Но внимание мое привлек Джейсон: он тоже сидел на краю стула, как
Натэниел, и с виду был в таком же трансе, погруженный в него не вампирской
силой, а красотой и искусством танцоров. Тут я поняла, что я увела с балета
двоих из нашей группы, которые его лучше других оценят. Они оба учились танцу,
оба зарабатывали танцами на жизнь. Да, во время танца они раздевались, но
Жан-Клод требовал, чтобы его стриптизеры прошли профессиональное обучение. На
сцене «Запретного плода» недостаточно просто трясти своим добром. Джейсон и
Натэниел из всех были больше всех преданы танцу. Они помогали другим
танцовщикам создавать новые номера. А я их от танца забрала, и сейчас выражение
у них на лицах заставило меня об этом пожалеть. Еще один пункт в списке
сожалений на эту ночь.
Ашер просто застыл. Чужой человек не понял бы, что значит
такая неподвижность, но я не чужая, и я знала, что он захвачен спектаклем не
меньше ребят. Просто за ним сотни лет хладнокровия, и он не очень свои эмоции
проявлял.
Музыка сменилась, и вампиры будто заколебались, притворяясь,
будто не знают, что дальше будет. Я видела у них на лице удивление, когда они
по одному, по двое поворачивались к сцене внизу.
На сцену вышла женщина, в длинном паутинном платье. Я бы
сказала, что платье летело за нею, на пуантах идущей по сцене. Оно не плыло
так, как плыли в воздухе вампиры, но было изящным, а она была красива. Длинные,
блестящие каштановые волосы, связанные высоко в хвост, двигались продолжением
ее тела в медленном, осторожном кружении по сцене. Иногда так на сцене поступал
со своими волосами Натэниел. Не совсем в таком танце, но тоже осознавал волосы
как продолжение тела.
Она была молода и мертва недавно. Я прошептала Жан-Клоду на
ухо:
– Она изображает человека?
– Oui.
Она была настолько новенькой, что я могла бы даже поверить в
иллюзию, но давно когда-то. Сейчас я умела распознать вампира на взгляд.
Вампиры над сценой стали снижаться кругами, как снижаются
грифы, когда решают, что добыча на земле наконец умерла.
Одна из женщин-вампиров изящно приземлилась на сцену. Волосы
у нее были почти такие темные и кудрявые, как у меня, но сколько там было
настоящих, а сколько парика, трудно было сказать. И она тоже пошла на пуантах,
как эта девушка, повторяя ее движения. Девушка протянула руки, умоляя, задавая
вопрос или просто чего-то прося. Темноволосая вампирша повторила ее движение,
передразнивая. И было это отлично сделано. Иногда в балете мне трудно
что-нибудь понять, но здесь было все ясно. Человек просил помощи, вампир не
собирался помогать.
И еще одна вампирша опустилась на сцену, на этот раз с
каштановыми волосами, потом блондинка. Девушка опустилась на колени, умоляла,
протягивая изящные руки. На ней было тонального грима чуть больше, чем на
других. От него ее кожа казалась розовее, будто девушка живая.
Трое вампиров опустились на сцену, переплелись с танцующими
женщинами, сцепившись руками: мальчик-девочка, мальчик-девочка. А девушка в
белом продолжала их умолять. Они стали смеяться над ней, разбились на пары,
танцуя вокруг нее. Мужчины совершали невероятные прыжки, вертели партнерш,
будто те ничего не весили. Да, прыжки были изумительны, но не впечатляли. Если
ты видел только что полет, что тебе после этого небольшое гран-жете?
Вампиры закружились вокруг ее, ближе и ближе. Она наконец
заметила опасность, попыталась бежать, но круг сомкнулся. Ее хватали и
отбрасывали опять в середину, она падала как белая и каштановая вода, волосы
сияющим плащом проливались на белое платье. Вампиры подбирались в танце все ближе
и ближе, сжимали кольцо – изящными, текучими движениями, но сжимали.
Над нами что-то шевельнулось – я и забыла, что в воздухе
остались еще вампиры. Они раньше поднялись к потолку, используя его как
пространство за сценой, а сейчас спикировали вниз, и вдруг стало понятно, что
вампиры в круге – ерунда, мелочь. Танцоры, опустившиеся на сцену только что,
излучали силу как дрожащую нить холода – такого холода, что он просто обжигал.
Они крались по сцене, кружились в хищном танце, который заставил меня испугаться
за девушку. Глупо – они же с этим номером выступали по всей стране. Я даже
знала, что девушка и без того мертва, но все равно рефлекторно среагировала на
их зловещее движение.
Зрители в партере ахнули. Они все смотрели с самого начала,
и они-то не знали, что девушка – не человек.
Кольцо пар раздвинулось, пропуская новых вампиров. Двое
мужчин и три женщины. На лице увидевшей их девушки ясно читался страх. Она
умоляла их, грациозно изгибая руки, коленопреклоненная. Это не помогло, и она
медленно поднялась на ноги. Страх ее ощущался на ощупь, как что-то
материальное. Кто-то излучал эмоции на публику. Мало кто способен так легко
подчинить меня.
Я посмотрела и увидела последнего вампира, парящего под лепным
потолком. Адонис, тот блондин, что чуть не захватил меня взглядом. На меня он
не смотрел – все его внимание было на сцене. Наверное, ждал сигнала. Но это
было не он… что-то торможу я сегодня – это опять был Мерлин, Мерлин, которого я
не видела во плоти, только в воспоминании Тьмы. Я не стала ему
противодействовать – он никому ничего плохого не делал. А если я начну ему
мешать, заставлю перестать излучать эмоции на зрителей, это может снова
пробудить Марми Нуар. К еще одному визиту Матери Всей Тьмы я сегодня готова не
была, так что не стала Мерлина трогать. Его грехи обсудим с ним потом, частным
образом.
