Мерлин сидел в кресле напротив нас, Адонис и темноволосая
хористка – на диване возле стены. Звали ее Елизавета, и неопределенный
восточно-европейский акцент был у нее так силен, что хоть выжимай. У Адониса и
Мерлина акцент появлялся в зависимости от настроения, но обычно отсутствовал.
Мерлин ответил на мой вопрос уверенным голосом отовсюду и
ниоткуда:
– Я хотел, чтобы представление было волшебным для всей
публики, не только для людей.
– И ты попытался подчинить себе разум всех и каждого,
чтобы не испортить никому представление?
Сарказм скрыть я не пыталась. Все равно бы не вышло, так
чего и пробовать?
– Да, – ответил он просто, с интонацией «конечно
же».
Дамиан чуть сильнее стиснул мое обнаженное плечо, и его
пальцы коснулись края шрамов на ключице.
– Мне несколько трудно этому поверить.
Видите, я была спокойна. Я не обозвала его подлым вруном.
– Зачем бы еще мне это делать? – спросил он.
Лицо у него было очень спокойное. Я знала, что глаза у него
темные, чисто-карие, но помимо цвета я мало что могла о них сказать, потому что
в них не смотрела. Этот вампир чуть, черт его побери, не подчинил нас всех даже
без взгляда, и я не стану рисковать. Он был высокий, смуглый и красивый – не
европеец. Что-то более смуглое, восточное, где-то Ближний Восток, наверное.
Что-то египетское было в нем, может, даже вавилонское, потому что он был стар.
Не силой, просто возрастом. Я – некромант, и силу и возраст почти любого
вампира чую. Это естественная способность, которая усилилась вместе с моей
силой. И сейчас от этой способности у меня кости гудели, резонируя под тяжестью
веков, сидевших, улыбаясь, напротив меня.
– Использовать таким образом силу против мастера города
– это прямой вызов его власти. И ты это знаешь.
– Это если тебя поймают, – сказал Адонис с дивана.
Я глянула на него, стараясь, чтобы не в глаза. Он засмеялся
– ему нравилось, что он может подчинить меня взглядом. Ну, точнее, что мы оба
думаем, что может.
Заговорил Ашер:
– Ты подразумеваешь, что Мерлин подчинял себе разум
всех мастеров всех городов, где вы гастролировали, и они этого не знали?
Голос у него был ровный, вежливый, приветливый, почти
довольный. И это была ложь. Он хотел, чтобы Адонис загнал сам себя в угол.
Мерлин поднял смуглую светлую руку. От одного этого жеста
Адонис застыл с открытым ртом.
– Нет, – сказал Мерлин. – Нет. Мы отвечаем на
вопросы слуги Жан-Клода. Когда говорит она, говорит его голос. Но что делаешь
ты здесь, Ашер? Почему ты сидишь так близко и участвуешь в переговорах?
– Я – tйmoin Жан-Клода.
– Чем ты заслужил пост такого доверия и такой власти,
Ашер? Это не ради твоей силы. Здесь не меньше четырех вампиров, если не больше,
которые сильнее тебя. Ты же никогда не был известен своим искусством в битве.
Почему же ты сидишь по правую руку от него – от нее сейчас?
– Я могу ответить тебе, почему он здесь и сидит по
правую руку от меня, – сказала я.
Мерлин посмотрел на меня испытующе. Трудно было не глянуть
ему в глаза, когда он движется. Я несколько растренировалась избегать взгляда
вампиров.
– Просветите меня, мисс Блейк.
Сунув руку в ящик, я взялась за рукоять. Так мне было лучше.
Но когда пистолет мелькнул на виду, напряжение возросло. Я скорее ощутила, чем
увидела, как подались вперед на диване Адонис и Елизавета.
– Не надо, – сказала Клодия.
– Не реагируйте, – велел Мерлин. – Это именно
то, чего она хочет.
Наверное, голос их мастера, а не слова Клодии, удержали их
на диване. Черт, может, это она мне их сказала?
Я положила пистолет на стол, как бы рассеянно поглаживая его
рукой. Не держала, но касалась.
– Я хотела, чтобы пистолет лежал на столе, когда вы
войдете в дверь. Ашер меня отговорил.
– Значит, он здесь, чтобы вы не наделали глупостей?
– Он здесь потому, что ему я доверяю, а вам – нет.
– Вы не дура. Я не стал бы ожидать с вашей стороны
доверия.
– И что ты собираешься делать с этим
пистолетиком? – спросил Адонис.
– Застрелить тебя и Мерлина представляется вполне
реальной возможностью.
– На каком основании? – спросил Мерлин. –
Какие законы мы нарушили? На театральных представлениях массовый гипноз
разрешен.
Противно было с этим соглашаться, но он был прав. Я пожала
плечами:
– Если подумать, то основания могут найтись.
– Вы хотите, как у вас в Америке говорят, нас
«подставить»?
Я вздохнула, и моя рука отодвинулась от пистолета.
– Нет, думаю, что я не стану этого делать.
– Тогда я спрошу еще раз: зачем мы здесь? Что мы
сделали такого, чтобы прогневить Жан-Клода?
– Вы отлично знаете, что вы сделали, – ответила
я, – и знаете, чем рассердили нас.
– Я честно говорю вам, мисс Блейк, что мне это
неизвестно.
– Для вас – миз Блейк или маршал Блейк.
Он шевельнул рукой:
– Хорошо, тогда миз Блейк.
– Что бы вы сделали, если бы подчинили себе разумы
шести Мастеров городов? – спросил Ашер. Волосы его скрывали половину лица
– золотистый отвлекающий момент.
– Я не стану отвечать на твой вопрос, потому что ты не
мастер и ты недостаточно силен, чтобы быть tйmoin'ом.
– Хорошо, то, что он сказал.
Мерлин посмотрел на меня:
– Что вы имеете в виду, миз Блейк?
– Не заставляй меня повторять вопрос, Мерлин. Просто
ответь.
– Я не понимаю, что вы надеетесь получить в результате
этой дискуссии, миз Блейк. Честно, не понимаю.
– Вы пытались задурить мозги шестерым мастерам городов
плюс еще с полдюжины предводителей местных ликантропов. Черт побери, у нас же
тут подвластные звери нескольких мастеров, да еще слуги-люди. Вы попытались
отхватить здоровенный окровавленный кусок, и он оказался вам не по зубам.
– Мерлин мог всех вас захватить.
Это сказала Елизавета.
Я покачала головой, не глядя на нее:
– Не мог, иначе захватил бы.
– Что вы от нас хотите, миз Блейк? – спросил
Мерлин.
– Я хочу знать, зачем вы это пытались сделать. И не
надо мне вешать лапшу на уши насчет того, что хотели осчастливить всех зрителей
без исключения. Если вы по-настоящему задуривали мозги всем мастерам на всех
представлениях, то вы хотели узнать, можете ли вы захватить их всех
одновременно сегодня и здесь. Вот я и хочу знать: зачем?
