Она на меня вытаращилась:
– В понедельник? Сегодня четверг! Я бы на хрен с ума
сошла, если б мне надо было столько ждать. И ты сойдешь. Не выдержишь ты почти
четыре дня.
– Может быть, у меня начнется. И к понедельнику мне уже
не будет нужно.
– Анита, ты бы ничего мне не стала говорить, не будь ты
уверена, что тест на беременность тебе нужен позарез.
– Когда Натэниел с Микой вернутся, они полезут под душ,
потом оденутся – и прямо к Жан-Клоду. Сегодня времени не будет.
– Тогда в пятницу. Обещай мне, что в пятницу.
– Попробую, но…
– Кроме того, если ты попросишь своих любовников снова
брать презервативы, думаешь, они не сообразят?
– О Господи! – вздохнула я.
– Ага, ты же сама сказала: если использовать
презервативы, это безопасно. И не говори мне, что ты не собираешься к ним
вернуться, хотя бы на время. Сможешь ли ты заниматься теперь незащищенным
сексом и получать удовольствие?
– Нет.
– Так что ты скажешь мальчикам насчет этой внезапной
необходимости? Погоди, у Мики же вазэктомия была еще даже до встречи с тобой.
Он, как бы это сказать, более чем безопасен.
Я снова вздохнула:
– Ты права. Будь оно проклято, но ты права.
– Так что купи тест сегодня, по дороге.
– Нет, я не испорчу Жан-Клоду сегодняшний вечер. Он его
несколько месяцев назад еще задумал.
– Ты мне этого не говорила.
– Не я задумала, он. Балет – это, честно говоря, не
мое.
Честно говоря, он мне даже не сказал, пока мастера не стали
съезжаться в Сент-Луис, но про это я промолчала – только дала бы Ронни лишний
повод заметить, что у Жан-Клода есть от меня секреты. Он наконец признал, что
сбор мастеров городов – не совсем то, что он намечал, по крайней мере,
поначалу. Это стало платой за то, что вампирские танцоры смогли проехать по
территориям различных вампиров без проблем. Жан-Клод согласен был, что встреча
– это хорошо придумано, но все же нервничал. Такого большого собрания мастеров
городов еще не было в истории Америки. А столько большой рыбы собрать и не
бояться нападения акул – нельзя.
– А как наш Клыкастый отнесется к идее стать отцом?
– Не надо его так называть.
– Прошу прощения. Как Жан-Клоду мысль быть папашей?
– Вероятно, ребенок не его.
Она посмотрела на меня:
– У тебя с ним бывает секс – часто. Почему же не его?
– Потому что ему уже больше четырехсот лет, а такие
старые вампиры не слишком фертильны. То же верно и про Ашера, и про Дамиана.
– Бог ты мой, – сказала она. – Я ж забыла,
что еще и Дамиан.
– Ага.
Она прикрыла глаза рукой:
– Прости, Анита. Прости, что меня это так ужаснуло: моя
твердо моногамная подруга вдруг спит не с одним, а с тремя вампирами.
– Это получилось случайно.
– Я знаю. – Она обняла меня, и я осталась стоять
напряженно. Не настолько она утешала меня, чтобы расслабиться в ее руках. Она
прижала меня крепче: – Прости. Я знаю, что была дурой. Но если это не вампиры,
то кто-то из твоих домашних мальчиков.
Я освободилась из ее объятий:
– Не надо их так называть. У них есть имена, а что тебе
нравится жить одной, а мне – с кем-то, не моя проблема.
– Хорошо. Значит, остаются Мика и Натэниел.
– Мика безопасен, ты же сама сказала. Так что не он.
У нее глаза полезли на лоб.
– Значит, Натэниел! Боже мой, Натэниел в роли будущего
отца!
Секунду назад я бы с ней готова была согласиться, а сейчас
это меня разозлило.
– А чем нехорош Натэниел? – спросила я, и спросила
не слишком приветливо.
Она уперлась руками в бока и глянула на меня:
– Ему двадцать, и он стриптизер. Двадцатилетний
стриптизер – хорошее развлечение на девичнике. А детей с ними не заводят.
Я перестала скрывать злость, пропустила ее в свой взгляд.
– Натэниел мне говорил, что ты не видишь в нем
человека, не видишь личности. Я ему сказала, что он не прав. Что ты – моя
подруга, и что такого неуважения к нему не проявила бы. Кажется, это я была не
права.
Ронни не стала брать свои слова назад, не стала извиняться.
Она тоже разозлилась и стояла на своем:
– В прошлый раз, когда я здесь была, Натэниел был для
тебя пищей. Всего лишь пищей, а не любовью всей твоей жизни.
– Я не говорила, что он – любовь моей жизни. Да, он
сперва был моим pomme de sang, но это не значит…
Она перебила меня:
– То есть «яблоком крови»? Это же и значит pomme de
sang?
Я кивнула.
– Если бы ты была вампиром, то брала бы кровь у своего
стриптизерчика, но из-за того проклятого кровососа тебе приходится питаться
сексом. Сексом, о Господи! Сперва этот гад делает тебя своей шлюхой крови, а
потом ты становишься просто…
Она вдруг замолчала с пораженным, почти перепуганным
выражением на лице – будто знала, что слишком далеко зашла.
Я смотрела на нее холодными, ничего не выражающими глазами.
То есть выражающими, что моя злость из горячей стала холодной. А это всегда
плохой признак.
– Продолжай, Ронни. Скажи это слово.
– Я не хотела такого сказать, – прошептала она.
– Нет, – ответила я. – Хотела. Что теперь я
просто шлюха.
В голосе моем звучал тот же холод, что ощущали глаза.
Слишком много злости и слишком сильная обида, чтобы осталось что-то, кроме
холода. Горячая злость – иногда приятное ощущение, но холодная защищает лучше.
И тут она заплакала. Я смотрела на нее, онемев. Что за черт?
Мы ссоримся, нечего реветь в середине ссоры! Особенно когда это она вела себя
так грубо. Чтобы посчитать, сколько раз Ронни вообще при мне плакала, хватило
бы пальцев одной руки, и с запасом.
Я все еще злилась, но и недоумевала, а оттого злость чуть
поумерилась.
– Разве не мне здесь полагалось бы рыдать? –
спросила я, поскольку ничего другого на ум не пришло.
Я на нее злилась, и черт меня побери, если я собиралась
прямо сейчас ее утешать.
Она заговорила – заикающимся, неровным голосом, как бывает
после сильных рыданий.
– Прости меня, Анита. Ради Бога, прости меня. Я… я так
завидую…
Тут уж у меня глаза полезли на лоб.
– Ронни, о чем ты? Чему завидуешь?
– Мужчинам твоим, – ответила она тем же дрожащим,
неуверенным голосом. Как будто кто-то другой говорил, или такая Ронни, которую
она старалась людям не показывать. – Чертовым этим мужчинам. Мне придется
бросить всех, всех, кроме Луи. Он потрясающий, но черт меня побери, были же у
меня любовники! До трехзначных чисел дошло.
