– Кажется, я сообразила, – сказала она.
– Тогда выкладывай, – буркнула я.
– Жан-Клод питается от мужчин так же, как от женщин. А
почти все вампиры все-таки различают их. Гетеросексуальные вампиры предпочитают
жертв противоположного пола. Гомосексуальные – того же. А Жан-Клод не
различает. Понимаешь?
– А когда ты видела, чтобы он питался от других женщин?
– Ага, – сказала Клодия, – и вот именно
поэтому он не питается от женщин, кроме как на публике, в клубах. Ты бы
ревновала, если бы он принимал их наедине, а к мужчинам ты не ревнуешь. Ты не
видишь в них конкурентов за сексуальное внимание Жан-Клода.
У меня голова начинала болеть.
– Клодия, у меня шарики заезжают за ролики от этого
разговора.
– Только потому, что ты не хочешь продумать это до
конца.
– Ты говоришь, что Жан-Клод любит одинаково и мужчин, и
женщин, но так как к женщинам я ревную, он в основном берет кровь у мужчин.
Поняла я, поняла.
– Спасибо, Клодия, – сказал Жан-Клод.
– Всегда пожалуйста.
– Мне что, перед кем-то извиниться, или перед
всеми? – спросила я.
– Просто сними халат и залезай в кровать, –
предложил Натэниел. – Шелк холодит, если никто тебе его не согреет.
Я улыбнулась ему, покачала головой и стала расстегивать
халат. Потом остановилась:
– Все, кто не ложится в эту кровать – давайте отсюда.
– Если это приглашение… – начал Грэхем.
– Грэхем, заткнись. – Клодия пошла к двери.
Он постоял в нерешительности, но шагнул вслед за ней. Почти
всех остальных Клодия уже отпустила раньше, когда ситуация разрядилась.
Наверное, послала присмотреть за другими нашими «гостями». Телохранители вышли,
дверь за ними закрылась. Мы остались одни.
Мика залез на кровать, с другой стороны от Натэниела,
оставив место для меня.
– Кажется, ты слишком изысканно одета, – сказал
он.
Я развязала пояс, и халат соскользнул на пол, а я забралась
на кровать, взявшись за протянутые руки. Натэниел и Мика положили меня между
собой, прижавшись обнаженными телами. В какой-то момент мне пришлось закрыть
глаза – ощущение их обнаженных тел, скользящей кожи было слишком сильным. Как
завернуться в любимое одеяло, обнять любимую мягкую игрушку, и пистолет
где-нибудь под рукой. Лежать между Микой и Натэниелом – это было самое удобное,
самое безопасное место в мире.
Натэниел меня поцеловал, я автоматически обняла его руками
за плечи, и он это принял как приглашение прижаться ко мне грудью. Рука Мики
скользнула по моему бедру, остановилась на внутренней его стороне, он
поглаживал меня, и я бессознательно подвинула ногу, чтобы он мог еще до
чего-нибудь дотянуться.
Я провела руками по спине Натэниела, дошла до талии, ниже,
ощупала две ямочки совсем уже внизу спины. Поцелуй перерастал во что-то
большее, и тело Натэниела ответило на это обещание, выпрямляясь между мной и
им. Ощущение этой твердости заставило мои губы затрепетать на его губах.
Он чуть отодвинулся посмотреть, как дрожат у меня веки на
полузакрытых глазах.
– Ты моя самая любимая игрушка.
Мне куда труднее было вглядеться в его лицо, чем я готова
была бы признаться вслух. Мика все поглаживал мне бедро, будто безмолвно
уговаривая развести ноги, но я и так уже это сделала. И его пальцы ощупывали
этот последний дюйм перед самыми тайными местами. Я хотела, чтобы он меня
тронул, хотела, чтобы пальцы его довершили это дразнящее обещание.
– А думал, ты устала, – шепнул Мика, и его лицо
было прямо над моей шеей, близкое-близкое, горячее-горячее.
– Была усталой.
Голос у меня оказался хриплый, но не спросонья.
– Чего ты хочешь? – выдохнул он прямо мне в шею.
От одного этого я вздрогнула.
– Трогай меня.
– Трогаю.
Его пальцы касались меня чуть ниже, чем мне хотелось бы,
туда и обратно, туда и обратно, но не то туда и не то обратно, как я хотела.
– Мика, прошу тебя. Хватит дразниться.
Его пальцы скользнули по мне, и я застонала.
– Столько желания, – сказал он, приподнимаясь,
чтобы заглянуть мне в лицо. И на его лице было то же желание, но и тихое
удивление чудом. Он убрал руку у меня между ног, чтобы тихо, легко коснуться
моего лица. – Как я люблю, когда у тебя такое лицо.
– Какое? – прошептала я.
Он улыбнулся:
– Вот такое.
И наклонился меня поцеловать. Рука Натэниела накрыла мне
грудь, а губы Мики нашли мои губы. Он прикосновения Натэниела у меня губы
задвигались энергичнее в поцелуе, и поцелуй стал жарче – я впивалась в рот
Мики, рука моя блуждала по его телу. Я бы и вторую руку подключила, но Натэниел
прижал ее к кровати, чтобы добраться ртом до моей груди. Рукой он сжимал мне
грудь почти-почти до самой грани боли, и язык его лизал мне сосок. Язык Мики
скользнул мне в рот, пробуя меня на вкус, Натэниел сильнее засосал меня и
присосался быстро и сильно. Меня подбросило с кровати с криком оргазма, с
криком наслаждения прямо в рот Мики. Я пыталась поднять вторую руку, но
Натэниел не пускал. Он прикусывал мне грудь, я полоснула ногтями по спине Мики,
Натэниел отпустил мне руку и впился зубами сильнее. Не настолько, чтобы пустить
кровь, но чтобы затанцевать на тонкой грани меж болью и удовольствием. И я
такую же полосу царапин оставила у него на спине, и они отпустили меня оба.
Я лежала между ними, стараясь отдышаться, сфокусировать
глаза на белых, ватных чертах мира.
– Отлично было, – послышался голос Мики.
– М-м-м! – согласился Натэниел и резко лизнул мне
сосок.
Я задергалась на кровати, хватая горстями простыню:
– Боже мой!
Чья-то рука погладила мне щиколотку. От этого тихого
прикосновения у меня открылись глаза, я посмотрела вниз и увидела у своих ног
стоящего на коленях Жан-Клода. Все еще в халате, туго подпоясанном. И лицо
приятное, замкнутое.
– Мика пригласил меня тебя коснуться, но я знаю, что
нужно твое приглашение.
Перевод: иногда посреди кучи мужчин я вдруг злилась, если
кто-нибудь трогал меня без моего предварительного согласия. То, что кто-то один
из них меня касается, еще не означает, что остальные тоже должны или могут.
Где-то же должна девушка провести границу?
– Ты ведь не способен на половой акт, пока снова не
напитаешься, – напомнила я.
Он улыбнулся:
– Как это по-американски. Есть другие способы доставить
женщине удовольствие.
– Но ты ведь не сможешь сам…
Его рука скользнула вверх по моей икре деликатнейшим из
прикосновений.
