Я глядела на него, и была так счастлива, что он в моей
жизни, что и сказать не могла.
Кровать шевельнулась, и чьи-то пальцы вошли в меня – два
ищущих тонких пальца. Они нашли определенную точку, и начали теребить ее,
туда-сюда, туда-сюда, быстрее, быстрее, и наконец у меня голова запрокинулась,
изо рта вырвался крик. Другие мужчины тоже умели меня до этого довести, но не
так быстро. Я знала, кто это, еще раньше, чем посмотрела мимо Натэниела и
увидела у меня между бедер Жан-Клода. Его глаза истекали светло-синим сплошным
светом.
Натэниел слез с меня, и у меня выдалась секунда, чтобы найти
глазами Мику, но тут Жан-Клод снова вдвинул в меня пальцы и снова довел до
оргазма, с криком, с раздиранием простыней, хватанием за спинку кровати, за
все, за что можно было ухватиться.
Мне попалась чья-то рука, и я схватилась за нее, впившись
ногтями в запястье, извиваясь на простынях. Когда ко мне вернулось зрение, я
увидела, что это рука Мики. Он смотрел на меня с непонятным лицом, и сказал:
– Подожди, Жан-Клод. Подожди, пока я окажусь на месте.
Я моргнула:
– На месте – это где?
Он стиснул мне руку:
– Я хочу, чтобы в оргазме ты кричала сквозь меня у тебя
во рту.
– О’кей, – сказала я, и добавила, чуть подумав: –
Из такого положения я не смогу пропустить тебя в горло.
Он подложил мне другую руку под щеку, повернул мое лицо к
себе.
– А так?
Этот вопрос вызвал у меня улыбку, но когда я посмотрела на
него спереди, такого толстого и готового, улыбка исчезла, и я прошептала:
– Попробуем.
– Наш человек, – сказал он, положил мою руку на
спинку кровати, загнул пальцы. Так он поступал, когда ближайшей ко мне
оказывалась часть тела, где ему не хотелось бы носить следы от ногтей.
Натэниел пододвинулся с другой стороны, взял мою свободную
руку и приложил к своему бедру. Один мне ясно говорил: «Не оставляй отметин»,
другой не менее ясно просил их оставить.
Мика повернул меня к себе лицом. Натэниел положил мою руку
выше себе на грудь, чтобы у меня было где разогнаться. В эти выходные ему не
надо будет работать в «Запретном плоде», и можно спокойно оставлять следы
ногтей.
Мика скользнул мне в рот, нажимая медленно, проникая
постепенно, но он уже был соленый, горьковатый и одновременно сладкий. Ему
очень понравилось предыдущее зрелище. Этот вкус значил, что продержится он не
так долго, как мог бы, что не так уж плохо при оральном сексе с мужчиной его
размера. Соитие – его действительно хочется протянуть как можно дольше, при
оральном сексе длительность – не всегда благо. Два совершенно разных умения.
Я подалась навстречу его осторожному движению, и это было
как будто я дала разрешение ему. Он стал забивать себя мне в рот, каждый раз
ударяя в задний свод горла и выходя чуть прежде, чем я могла бы попросить
перестать. Мертвой хваткой вцепилась я в спинку кровати, а другой рукой просто
опиралась на Натэниела для равновесия, не вцеплялась в него. Слишком я
сосредоточилась на Мике, чтобы думать о себе.
– Давай! – скомандовал Мика, и я не сразу поняла,
кому это он.
Жан-Клод сунул в меня пальцы, нашел точку наслаждения, точно
зная, где она, и довел меня до оргазма быстрыми уверенными движениями пальцев,
еще быстрее, еще быстрее. Я закричала сквозь плоть Мики, кричала и насаживалась
на него все сильнее. Будто ехала на нем верхом, как летела на волне оргазма, и
вдруг он стал слишком большим, слишком толстым, но как раз таким, как надо. Я
орала и тряслась, загоняя ногти в бедро Натэниела, будто пыталась прорыться
насквозь.
Орала, орала, орала от наслаждения, но это был звук, который
у других означал бы боль. Это не была боль, это было освобождение. Я вся
отдалась минуте, ничего себе не оставив – рука Жан-Клода во мне, тело Мики у
меня во рту, кожа Натэниела под пальцами. Я отпустила спинку кровати, осталось
во мне еще что-то, чтобы вцепиться выше в спину Мики, а другая рука терзала
бедро и зад Натэниела.
Послышались голоса. Я смутно знала, что не наши. Жан-Клод
сказал «Убирайтесь вон», но я слишком далеко унеслась, чтобы взглянуть или хотя
бы подумать об этом.
Он глубже сунул в меня руку, одним быстрым движением, и я
снова кончила. Он обрабатывал меня, и тело мое стало дарить мне оргазм за
оргазмом, влажное, заведенное, набухшее, тугое, распухшее от удовольствия.
Тело Мики стало выбиваться из ритма, по вкусу ощущалось, что
вот-вот. На исходе каждого толчка он влезал мне в горло, потом обратно, слюна
текла изо рта – глотать не было времени.
Жан-Клод нагнулся надо мной, все еще не вынимая руки, но
ртом он лизал меня между ногами, пальцы входили и выходили. Глубоко сосать, как
другие, он не мог – клыки мешали, – но мне это не надо было. Он завел меня
до состояния, когда быстрые скользящие движения языка начали меня доводить до
оргазма. Внутри меня нарастало, нарастало тепло, будто середина тела моего
стала чашей, капля по капле наполняющейся удовольствием, и последнее лижущее
движение пролило эту чашу, и снова я заорала прямо в тело Мики. Он ударил
вперед последний раз, так глубоко, что я задохнулась, и поняла, что это он еще
был осторожен, а сейчас заставил меня принять последние два дюйма, и наконец я
коснулась губами его тела больше, чем на секунду. Я попыталась отодвинуться,
его рука легла мне на затылок, будто удерживая на месте, но он пошевелился и
дал мне отодвинуться, а сам вышел.
Я видела, как он борется с собой. Жан-Клод сдвинулся на пару
дюймов в сторону, рот его угнездился на внутренней стороне моего бедра, и клыки
Жан-Клода вошли в меня, а я уже была в том состоянии, когда боль в радость, и
ощущение протыкающих кожу клыков, присосавшегося рта подбросило меня на
кровати, заставило забиться с криком. Телом я зацепила Мику спереди, и это было
уже слишком. Я рухнула на кровать, а Мика пролился у меня между грудей, такой
горячий, и жидкость густая и тяжелая побежала по ложбине, по боку, струйками
потекла по животу. Я заорала снова.
Жан-Клод оторвал от меня рот, измазанный моей кровью, и был
он уже твердый и готовый, наполненный моей кровью, чтобы доставить удовольствие
моему телу и своему. Обычно он начинал медленно, но на сегодня уже он, как и
Мика, с медленным покончил, и вот он оказался надо мной, на руках, будто
отжимаясь, но нижняя половина тела была уже опущена, и он вбил себя в меня изо
всей силы, как еще никогда не бывало, и мне был виден каждый толчок, каждое
движение, когда он входил и выходил. Три движения, пять – и я кончила, бросила
бедра навстречу ему, задергалась под ним. Он еще раз довел меня до вершины, и
лишь тогда начал терять ритм, и с последним ударом пролился в меня, навис надо
мною на дрожащих руках, и смотрел на меня, смотрел, раскрыв губы, ловя ртом
воздух. В другой раз он бы рухнул на меня сверху, но сейчас у меня грудь была
залита соком Мики – уже меньше, он стекал с меня, как тающий от жара лед.
