– Клей, прикоснись ко мне.
Он сократил небольшое расстояние, на которое отодвинулся,
когда Ричард оседлал меня, прижался ко мне, но осторожно, чтобы не задеть левое
плечо. Быстро обучается и редко спорит – приятное разнообразие.
Мика тронул мои ноги, но Натэниел обполз вокруг Клея, чтобы
быть возле головы.
– Что нам сделать?
Я никогда не пыталась вызвать одного зверя вместо другого.
Мы только недавно узнали, что во мне три разных вида ликантропии. Волк и
леопард – этого можно было ожидать, но лев – это было для меня сюрпризом. Такая
была маленькая ранка, и так мало крови… но для трансмиссивных инфекций иногда
достаточно царапины.
– Пока не знаю.
Я знала, как вызвать зверя в ком-то, если во мне был такой
же. Теорию этого мне преподал Ричард.
Я подумала о леопарде. Просто подумала – и ощутила, как он
зашевелился во мне. Ощущение это всегда бывало невероятно странным, будто
где-то во мне есть глубокая пещера, и зверь там живет, пока его не позовут.
Сейчас он развернулся, потянулся и стал подниматься. Мое тело было подобно
темной жидкости, из глубин которой поднимается зверь. Это для ликантропа
довольно обычно. Проблема была лишь в том, что в моем теле не было механизма
включения истинной трансформации, и зверю было некуда деваться. Или это раньше
такого механизма не было, до сего дня.
Но где-то в процессе возникновения из этой жидкости ощущения
меха, касающегося того, что никогда не должно подвергаться прикосновениям, я
поняла, что к поверхности поднимается не одна сущность, а две. Пыталась я
вызвать леопарда, но, кажется, получила двоих по цене одного.
Волк ощетинился, шерсть на нем поднялась дыбом, тело
напряглось. Я ощутила, как ему страшно. Он знал, что окажется в меньшинстве, а
в моем теле нет стаи, которую можно призвать на помощь. Но волк уперся,
постаравшись казаться побольше и посвирепее, но тут кошки всплыли на
поверхность, и волк сбежал. Я ощутила, как он бежит, бежит, скрывается, откуда
пришел. Как домой. Впервые я осознала, что мое тело не только тюрьма, но еще и
берлога, безопасное укрытие.
Кошки всплыли одновременно, и сила этого процесса выгнула
мне спину дугой, подбросила тело на кровати, будто меня сильно толкнули сзади.
Я упала на кровать, вопя от боли в избитом теле, получившем еще один удар. Это
надо прекратить. Прекратить.
Я увидела кошек – леопард казался малышом рядом со львом.
Маленький, тощий, отблескивающий черным, он пятился от льва прочь. Я его могла
понять. Львица оказалась громадной – здоровенная коричневатая зверюга. Может
быть, она казалась бы меньше, если бы я не видела сперва волка, а теперь
леопарда. Лев смотрел на леопарда терпеливым взглядом, ожидая, что решит этот
леопард делать дальше. В нем ощущалась уверенность существа, имеющего
преимущество в несколько сот фунтов мышц.
Я отпустила Грэхема и здоровой рукой потянулась к Натэниелу.
Он нагнулся ко мне, и когда я его коснулась, лицо его было почти над моим, и я
зарылась носом в теплоту его шеи. Он всегда пах для меня ванилью, но под ней
ощущался запах леопарда. Острее волчьего мускуса, не такой сладкий, более…
экзотичный, за неимением лучшего слова. Леопард перестал дичиться и посмотрел
на меня глазами ласковыми и серыми, с едва заметным оттенком зеленого. Я не
звала его «кис-кис», конечно, но как-то позвала.
И леопард поднялся во мне, уперся в поверхность моего тела,
наполнил меня, как рука, входящая в перчатку, и я ощутила, как он вытягивается,
заполняя тело. Я ждала, что это наполнение прорвет мне кожу и выйдет наружу, но
ничего такого не случилось. Я чувствовала, как трется о кожу мех не с той
стороны, в животе перекатывается что-то под кожей, будто кот об меня чешется.
Чуть подташнивало от такого ощущения, но и только. Не было так резко и грубо,
как когда был волк, но все-таки я не перекидывалась.
Грэхем и Клей слезли с кровати, так что Мика смог ко мне
подвинуться.
– Он здесь, но не выходит. Почему?
– Дай своего зверя мне, – сказал Натэниел.
Я посмотрела на него и мысленно обратилась к мохнатому
созданию в себе. Оно ждало терпеливо, потому что я его не боялась. Я его
приняла, призвала. И он сейчас сидел во мне, ожидая освобождения. Которого я не
могла ему дать.
– Я когда-то уже принял твоего зверя, – напомнил
Натэниел.
– Я помню.
Я повернула голову к Мике, переадресуя вопрос ему.
– Отдай ему своего леопарда, Анита.
Натэниел прижался к моему боку теснее, я ощутила, как он
мягкий прижат к моему бедру. Он наклонился надо мной, перегнулся через меня,
опираясь на одну руку, чтобы не давить на меня сверху, опустил ко мне лицо для
поцелуя, я почувствовала, как леопард покатился к нему, наполовину жидкий,
наполовину твердый мех. Наши губы нашли друг друга, и мы поцеловались. В
прошлый раз, когда я передавала ему своего зверя, все было почти так же бурно,
как сегодня, но я сопротивлялась; сегодня я просто отдавала, и Натэниел не
сопротивлялся. Он поцеловал меня сильно и глубоко, будто хотел ощутить вкус той
меховой сути, что была во мне, и в ту же секунду она пролилась у меня изо рта.
Я ощутила это как никогда, будто что-то реальное скользнуло изо рта в рот. На
миг я задохнулась – и зверь уже был в нем. Он вломился в его тело, в его зверя.
Сила удара сбросила Натэниела с кровати, но он удержался, продолжая поцелуй,
продолжая, пока густая, тяжелая жидкость бежала по мне, стекая с него, такая
теплая, горячая, будто он истекал кровью. Я приоткрыла глаза, увидела, что
жидкость эта прозрачная, но тут же закрыла их, чтобы не залило. Его руки лежали
у меня на лице, сомкнув нас в поцелуе. Но я хотела этого поцелуя, хотела.
Хотела, страдала без освобождения зверя, того освобождения, что тело мое не
могло дать.
Здоровой рукой я обхватила Натэниела, и почувствовала, как
лопается на нем кожа, как подобно твердой воде выливается из него мех, горячий
бархат. Рот его изменил форму у меня на губах, и пришлось изменить поцелуй,
потому что губ у него стало мало. Я лизнула языком вдоль зубов, таких острых,
что могли меня съесть в буквальном смысле. Он отдернулся, и я смогла утереть с
лица тяжелую жидкость и увидеть его снова. Лицо было и человеческим, и мордой
леопарда, странное и изящное сочетание. Человеко-леопард получался лучше, чем
человеко-волк, быть может, потому, что у кошачьих морда короче.
Я подняла к нему руки и сообразила, что левая рука работает.
Я не перекинулась, но передача моего зверя Натэниелу дала мне то исцеление, что
дало бы и превращение. Интересно.
Я обняла его, и мех оказался сухой, хотя я была покрыта
прозрачной слизью, что вытекает из оборотня при превращении. Никогда не
понимала, почему у них мех остается сухой, но так всегда бывает.
Обеими руками я гладила невероятную мягкость меха, ощущала
силу мускулов, а еще – что тело его вполне реагирует на такое тесное прижатие
ко мне. Нам случалось заниматься любовью, когда он бывал в этом виде, и сейчас
тоже это казалось неплохой идеей, но что-то во мне еще было внутри, и оно
ждало.
