– Лучше, чем ты иногда сама себя понимаешь, – тихо
сказал он. И это было слишком близко к правде.
Глава 6
Доставка в номер дала о себе знать стуком в дверь и вежливым
голосом. Мика подошел к двери, опередив меня, но не стал сразу ее открывать.
Некоторых людей, участвующих в моей жизни, приходилось учить осмотрительности,
но у Мики она входила в стандартный набор поставки бойфренда.
Он выглянул в замочную скважину, потом посмотрел на меня:
– Доставка в номер. – Но дверь открывать не стал,
а сделал очень глубокий вдох, нюхая воздух. – И пахнет как доставка в
номер.
Я отодвинула руку от пистолета под мышкой. Сама даже не
заметила, что рука туда потянулась, пока не убрала. Когда Мика стал
принюхиваться к двери, мне на миг показалось, будто что-то не так, а не просто
он нюхает воздух ради приятного запаха.
Перед тем, как открыть дверь, Мика надел очки, а я
проверила, что пистолет прикрыт жакетом. Не хотелось никого пугать и уж точно
не хотелось давать обслуге повод для разговоров. Скрывать, насколько мы далеки
от нормы, было нам привычно. А то народ нервничает при виде пистолетов и
оборотней – можете себе представить?
Рассыльный улыбнулся и спросил, куда нам желательно
поставить поднос. Мы попросили его накрыть стол у окна.
Кажется, у него много времени ушло на сервировку. Он
расставил бокалы для воды, настоящие салфетки, даже розу в вазочке посередине
стола. Никогда не видела, чтобы доставка в номер работала так тщательно.
Наконец он закончил работу. Мика расписался за еду, и
рассыльный исчез, пожелав нам всего хорошего – кажется, совершенно искренне.
Мика закрыл за ним дверь, запер все замки. Я это одобрила.
От замков мало толку, если ими не пользоваться.
Я как раз пыталась решить, хмуриться мне или нет.
– Я люблю осмотрительность, ты это знаешь...
– Но? – спросил он, кладя свои очки на кофейный
столик.
– Но я думаю, что должна сделать тебе этот комплимент,
прежде чем начинать ныть.
Улыбка его чуть поугасла.
– Что на этот раз?
– Вот салат с жареной курицей и куриные грудки,
жаренные с овощами на гриле. Салат лучше не мне.
Он улыбнулся, и улыбка была такая, что можно было
догадаться, как он выглядел в пятнадцать лет.
– Тогда тебе грудки.
Я нахмурилась:
– Я бы предпочла бифштекс.
Он кивнул:
– Да, но если плотно поесть, еда иногда не слишком
хорошо укладывается, если секс тоже... гм... энергичный.
Я попыталась не улыбнуться – и не смогла.
– А секс у нас намечается... гм... энергичный?
– Надеюсь, – ответил он.
– И ты себе взял сачат, потому что...
– Потому что большая часть работы достанется мне.
– Ну а это уже неправда, – возразила я.
Он обхватил меня руками, и от того, что рост у нас один и
тот же, взгляд в глаза друг другу получался очень серьезным – и очень интимным.
– Кто будет делать большую часть работы – это зависит
от того, кто что будет делать. – Голос его звучал низко и глубоко.
Наклонившись ближе ко мне, он сказал: – Я знаю точно, что я хочу сделать тебе и
с тобой, а это значит, что я... – губы его оказались над моими, – буду
делать большую часть работы.
Я думала, он меня поцелует, но он не поцеловал –
отодвинулся, оставив меня чуть задыхающуюся и с легкой дрожью. Когда я смогла
говорить, чтобы голос не звучал так неуверенно, как я себя чувствовала, я
спросила:
– Как ты это делаешь?
– Что? – спросил он, садясь со своей стороны стола
и расстилая салфетку на коленях.
Я на него выразительно глянула. Он засмеялся:
– Я твой Нимир-Радж, Анита. А ты моя Нимир-Ра, королева
леопардов. Как только мы встретились, мой зверь и та часть твоей сущности, что
призывает леопардов-оборотней и отвечает им, узнали друг друга. И ты это
знаешь.
Я вспыхнула, потому что воспоминание о том, как нас потянуло
друг к другу при первой встрече, до сих пор вызывало у меня небольшое смущение.
Ладно, даже не небольшое.
Мика был первым мужчиной, с которым у меня был секс через
несколько часов после знакомства. Единственное, из-за чего это не оказался секс
на одну ночь, – это что Мика остался возле меня, но тогда я еще не знала,
что так получится. Мика был первым, на ком я питала ardeur, первое теплое тело,
на котором я утолила эту страшную жажду. Это и была связь наших душ? Или основа
ее?
– Ты хмуришься, – сказал он.
– Задумалась, – ответила я.
– И не о приятном, судя по выражению лица.
Я пожала плечами, от чего жакет задел пистолет. Я сняла
жакет и повесила на спинку кресла. Теперь наплечная кобура была на виду и
агрессивно выделялась на алой блузке. Рукава были короткие, и почти все шрамы
на виду.
– Ты сердишься, – сказал он. – Почему?
Я опустила голову, поскольку он был прав.
– Не спрашивай, ладно? Пусть пройдет это мрачное
настроение, а я постараюсь, чтобы оно прошло.
Он поглядел на меня секунду, потом едва заметно кивнул. Но
на лице его осталось то же тщательно сохраняемое спокойствие – нейтральное,
приятное лицо "я-справляюсь-с-ее-настроениями". Терпеть не могу этого
выражения, потому что оно значило, что со мной трудно, а я, черт меня побери,
не знаю, как сделать, чтобы со мной было легко. Снова и снова спотыкаюсь о
проблемы, которые вроде бы уже давно решила. Черт побери, что это со мной?
Мы поели молча, но это не было непринужденное молчание. Оно
было напряженным – по крайней мере для меня.
– О'кей, – сказал Мика, и я вздрогнула.
– Что? – спросила я, и это прозвучало сдавленно –
что-то между выдохом и воплем.
– Я не знаю, отчего ты такая... – он повел рукой в
воздухе, – но давай будем играть по-твоему. Откуда у тебя шрамы на левой
руке?
Я глянула на руку, будто она вдруг появилась из воздуха.
Уставилась на холмик рубцовой ткани на локтевом сгибе, на крестообразный шрам
от ожога чуть пониже, на ножевой порез и более новые следы укусов между ними.
Они еще розовели, эти следы, не стали белыми и блестящими, как прочие шрамы.
Ну, ожог-то не был белым, малость потемнее, но...
– Какие именно? – спросила я, подняв глаза на
Мику.
Тогда он улыбнулся:
– Крестообразный ожог.
Я пожала плечами:
– Меня схватили ренфилды – люди с некоторым количеством
укусов, – принадлежавшие одному мастеру вампиров. Они сковали меня, готовя
к ночи своему хозяину на закуску, а пока ждали, решили поразвлечься.
Развлечение состояло в том, что они накалили крестообразное клеймо и приложили
его к моей руке.
