– Чтобы у нас был секс, много-много секса, а когда его
будет столько, сколько мы сможем выдержать, ты уберешь щиты и напитаешь ardeur прямо
сейчас, пораньше, чтобы он не попытался возникнуть, когда мы будем в окружении
агентов ФБР.
И он понес меня к кровати. Легко, плавно, хотя вряд ли между
нами была разница хоть в двадцать фунтов веса.
Я сказала только одну вещь, которая пришла на ум:
– Умеешь девушку уговорить.
Он усмехнулся мне:
– Ну, я мог бы сказать, что собираюсь тебя трахать,
пока ты не отключишься, но ты бы могла счесть это за бахвальство.
– Я никогда во время секса не отключалась, –
сказала я.
– Должен же быть когда-нибудь первый раз, –
возразил он.
И мы уже были возле кровати.
– На словах-то все вы герои, – сказала я.
Он бросил меня на кровать. Бросил внезапно и далеко, так что
я по-девчачьи пискнула, упав на матрац. Пульс вдруг застучал у меня в глотке.
Мика уже развязал галстук и расстегивал рубашку.
– Спорим, я первый разденусь?
– Так нечестно. На мне еще и кобура.
Он сбрасывал с плеч шелковые подтяжки и вытаскивал рубашку
из штанов.
– Тогда тебе стоит поторопиться.
И я поторопилась.
Глава 7
Мика уже лежал на спине, пока я еще стаскивала шмотки.
Зрелище голого Мики на фоне белых подушек и бело-золотого покрывала заставило
меня застыть и уставиться на него. Нет, не только на пах. Как можно смотреть
только на что-то одно, когда он весь лежит передо мной?
В одежде он не выглядел таким мускулистым. Чтобы оценить эту
тонкую игру мышц на руках, на груди, на животе и на ногах, надо было видеть его
достаточно обнаженным. В одежде он казался хрупким – особенно для мужчины. А
голый он выглядел сильным и как-то более... более каким-то таким, что одежда
скрадывает. Загар, темнеющий на фоне покрывала, выделял его тело как
нарисованное. Плечи у него были широкие, бедра и талия – узкие. Сложен он был
как пловец, и это было у него природное, а не от занятий спортом.
Мне не хватало разлива его волос вокруг лица, но он не стал
расплетать косу, и я его не попросила. Иногда удобно, чтобы волосы не получали
свободы, а то они, бывает, могут помешать.
– Как ты красив! – сказала я.
Он улыбнулся:
– А это не моя реплика?
Я взялась за пояс:
– Мне пояс и чулки снять или оставить?
– А ты сможешь снять белье, не снимая пояса? –
спросил он.
Я завела большие пальцы под резинку кружевных трусиков и
стянула их прочь. Жан-Клод отучил меня носить их под низ. Они, говорил он,
нужны только для красоты. А на самом деле их следует надевать в последнюю
очередь, тогда можно их снять первыми.
Этого я говорить, конечно, не стала вслух, потому что не
знала, как Мика отнесется к напоминанию, что у меня и с другими мужчинами секс
бывает. Он делился с ними нормально и вроде ничего против не имел, но
вспоминать в процессе секса другого любовника – это просто дурной тон.
Минуту я простояла раздетая – только в поясе с чулками и
туфлях на высоком каблуке. Стояла, пока его глаза не наполнились темнотой, которая
заполняет глаза мужчин в тот момент, когда они понимают: ты уже не скажешь
"нет". Что-то есть в этом взгляде от обладания, что-то такое, что
говорит: "Мое". Не могу объяснить, но видела достаточно, чтобы знать:
это общее для всех мужчин, по крайней мере иногда. А у женщин бывает такой же
одинаковый взгляд? Может быть. А у меня? Без зеркала не узнать.
Он подобрался по кровати ко мне и сказал:
– Иди сюда.
Его пальцы обхватили мое запястье, притянули меня к кровати,
но мне пришлось залезать туда, помочь ему меня втаскивать.
Он вел меня, пока мы не добрались до изголовья, и он затащил
меня на большую подушку. Их было так много, такие высокие, я просто полусидела
в них.
Я думала, Мика ляжет рядом со мной, но он не лег.
Отклонившись назад, он просто на меня смотрел.
– Bay! – Голос прозвучал как хриплое рычание.
Совершенно невинное слово, сказанное с какой угодно интонацией, только не
невинной. – Вот это вид!
Голос по-прежнему звучал с рычанием, хрипло, будто говорить
было больно.
Он начал опускаться ко мне лицом, как медленно приближают
губы для поцелуя. Потом остановился.
Он лизнул меня, и от такого ощущения разом разлетелись прочь
мои мысли и чувства.
По его телу прошел спазм, содрогнулась спина, плечи, руки,
пальцы сжали меня сильнее. Эти шартрезные глаза смотрели на меня снизу, и
возникала иллюзия, что на этих зелено-золотых глазах лицо кончается.
– Боже мой, Мика, как мне нравятся твои глаза, когда
вот так!
Он зарычал, и этот звук отдался во мне дрожью. Я вскрикнула,
закинув голову и закрыв глаза. Рычание перешло в мурлыканье, мурлычущее рычание
прошло по моей коже, дрожа, нарастая.
Тяжелое, сладкое тепло нарастало во мне, и тяжесть
взорвалась приливом теплой радости, пронизавшей меня, захлестнувшей с головой,
снова и снова, с каждым его движением, и это было наслаждение, которому нет
конца. Я ловила ртом воздух, зажмуренные веки дрожали, во мне не осталось
костей, я не могла шевельнуться. Разбитая, разрушенная, утонувшая в
удовольствии. Кровать шевельнулась, Мика оказался на мне. Я пыталась открыть
глаза, но могла лишь трепетать веками и видела лишь свет и темноту.
– Анита, – почти шепнул он, – как ты?
Я попыталась сказать, что хорошо, но звука не было. Подумать
я могла, но пока что – ничего больше.
– Анита, скажи что-нибудь. Мигни, если меня слышишь.
Я смогла моргнуть, но даже перед открытыми глазами все
плыло. Мир превратился в расплывчатые цвета. Я подняла большой палец,
показывая, что все о'кей, потому что говорить было еще слишком трудно.
Он наклонился так близко, что лицо стало размытым пятном.
– А теперь я тебя трахать буду, – сказал он.
– Да, – сумела я шепнуть. – Да.
Глава 8
– Трахай меня, Мика, трахай!
Он облизал губы и проглотил слюну. Пульс метнулся у него на
горле.
– Не хочу делать тебе больно.
– Будет больно – я скажу.
Он посмотрел на меня, и на лице его не было вожделения –
была нервозность, неуверенность. Я знала, он хочет в меня воткнуться, но
боится. Сколько женщин ранили его душу? Сколько говорили ему, что он урод,
монстр, просто потому, что он так мужествен? Я села, потянулась, и даже от
одного прикосновения у меня голова запрокинулась, из горла вырвался крик. Я
таращилась на него, сама зная, что глаза у меня бешеные, у него тоже голова
запрокинулась, глаза закатились под лоб.
