– Что случилось?
Улыбка погасла, и по моей вине. Но я уже усвоила, что об
этих моих параноидальных страхах не надо молчать – иначе они только растут.
– Мне страшно.
Он придвинулся ко мне ближе, наклонил голову:
– Отчего?
– Страшно быть с тобой наедине.
Он улыбнулся и потянулся ко мне – я не отстранилась. Он взял
меня за руки выше локтей, держал меня и смотрел мне в лицо, будто искал там
ответ. Но не думаю, чтобы нашел.
Мика притянул меня к себе, обнял и сказал:
– Лапонька, если бы я хоть представить мог, что тебя
пугает быть со мной вдвоем, я бы ни за что такого не сказал.
Я прильнула щекой к его плечу:
– Все равно это было бы правдой.
– Да, но если бы я не напомнил, ты могла бы об этом и
не подумать. – Он прижимал меня к себе. – Мы бы провели здесь время,
и ты бы даже не вспомнила, что это в первый раз. Прости меня.
Я крепче обхватила его руками.
– Ты меня прости, Мика. Что со мной всегда столько
хлопот.
Он чуть отодвинул меня, посмотрел в лицо:
– Это не так.
Я посмотрела на него укоризненно. Он засмеялся:
– Ну, немножко есть, но не "столько".
Очень ласковый у него стал голос. Я любила, когда он
становился такой, любила быть той единственной, для которой он так смягчал свой
голос. Так какого черта я не могу просто радоваться, что он со мной, а? Вот
убейте меня, если я знаю.
– Фэбээровцы нас ждут, – сказала я.
Настал его черед на меня посмотреть. И даже под темными
очками я знала, как он сейчас смотрит.
– Все будет нормально, – сказала я и выдала ему
улыбку, которая почти получилась. – Обещаю радоваться тем моментам нашей
поездки, которые будут годиться для радости. Обещаю не становиться сама себе на
дороге, не пугать себя насчет того, что мы... такие, как мы есть.
Я пожала плечами.
Он ладонью коснулся моей щеки.
– И когда ты перестанешь до чертиков бояться быть
влюбленной?
Я снова пожала плечами:
– Никогда. Прямо сейчас. Не знаю.
– Я никуда не денусь, Анита. Мне нравится быть здесь,
рядом с тобой.
– Почему?
– Что почему?
– Почему ты меня любишь?
Он посмотрел пораженно:
– Ты что, всерьез спрашиваешь такие вещи?
Я поняла, что да – это был момент наития. Я не считала себя
особенно достойной любви, так почему же он меня любит? Почему меня вообще
кто-то любит?
Я положила пальцы ему на губы:
– Не отвечай сейчас. Для глубокой психотерапии у нас
нет времени. Сперва дело. Ас моими неврозами будем разбираться потом.
Он попытался что-то сказать, но я покачала головой:
– Пойдем, нас ждет спецагент Фокс.
Когда я отняла руку от его губ, он просто кивнул. Одна из
причин, почему из нас получается пара: Мика знает, когда надо оставить
обсуждение темы, о какой бы теме в тот момент ни шла речь.
Сейчас как раз был один из тех случаев, когда я честно не
понимала, как он со мной уживается. Почему со мной вообще кто-нибудь может
ужиться. Я не хотела это ломать. Я не хотела разбирать по косточкам наши
отношения, пока они не развалятся. Хотела оставить все в покое и наслаждаться
тем, что есть. Просто я этого не умею.
Мы взяли чемоданы и пошли. Нас ждали агенты ФБР и зомби,
которого надо поднять. Поднять мертвеца – просто, вот любовь – тут сам черт
ногу сломает.
Глава 4
С агентами ФБР мы встретились в зоне выдачи багажа, как
договаривались. Как мы узнали агентов ФБР в толпе народу, где почти все мужчины
в деловых костюмах?
А они выглядели как агенты. Не знаю, что уж такого
особенного в обучении фэбээровцев, но выглядят они именно так, как должны
выглядеть. Вообще-то копы любого рода выглядят как копы, но только ФБР выглядит
как ФБР, а не просто полиция. Не знаю уж, что с ними делают там, в Квонтико, но
последствия остаются навсегда.
Специальный агент Честер Фокс, возглавляющий операцию,
оказался ярко выраженным Коренным Американцем. Короткая стрижка, костюм, полное
соответствие образу агента не могли скрыть, насколько же он на них на всех не
похож. Мне стало понятнее, чего он так злился по телефону. Впервые вижу, чтобы
агент из коренных американцев был главным в операции, которая никак к коренным
американцам не относится. Если ты коренной американец, то обычно тебя ждет
работа с делами, выбранными в соответствии с твоей этнической принадлежностью,
а не с твоими способностями. А дела, связанные с коренными американцами... Как
правило, карьеры на них не сделать, а вот сломать ее – на раз. Еще один
интересный момент насчет того, как ФБР взаимодействует с коренными
американцами: если у тебя достаточно индейский вид, тебя поставят на дело, даже
когда оно касается совсем другого племени, с полностью отличными языком и
обычаями. Ты же индеец, нет? А что, разве индейцы не все одинаковы?
Не все. Но американское правительство – любое его ведомство
– никогда не понимало концепцию племенной принадлежности.
А того, который стоял рядом, я знала. Агент Франклин был
высок, строен, с по-настоящему черной кожей. Острижен он был короче, чем когда
я видела его в Нью-Мексико, но руки остались такими же изящными и нервными.
Этими поэтическими кистями он оглаживал пальто, поймал мой взгляд – и
остановился. И протянул мне руку, будто не он представил меня шлюхой своему
напарнику.
Я руку приняла – никаких обид. И улыбнулась ему, хотя сама
знала, что до глаз улыбка не дошла. А Франклин даже не делал вид, что ему
приятно меня видеть. Грубить не грубил, но и довольным не притворялся.
– Удивлена, что вижу вас здесь, агент Франклин.
Он убрал руку.
– Вам ваш друг Брэдфорд не говорил, что меня перевели?
Слово "друг" он сказал так, будто намекал на
большее, и во всей фразе была желчь. Не очевидная, но она ощущалась. Ничего
такого грубого, чтобы начать ссору, но близко к тому.
Специальный агент Брэдли Брэдфорд возглавлял отдел
Специальных исследований ФБР – отдел занимался серийными убийцами
противоестественного происхождения или вообще преступлениями с
противоестественным компонентом.
Очень много было споров насчет выделения этих преступлений
из ведения Поддержки Расследований – того подразделения, которое занималось
всеми серийными убийцами. После короткого знакомства Франклин ясно дал понять,
что думает по этому поводу. Он был против.
