Не прошеные слезы навернулись на глаза. Не дождавшись ответа на свой вопрос и поняв мою реакцию по своему, врач тактично отвернулся.
— Здесь придется выстричь, — дрогнувшим голосом произнес он, проведя пальцами по обожженным волосам
— Не страшно.
— Сообщить вашим друзьям?
— Я сама…
— Я вколол обезболивающее. Рану на ноге придется зашивать.
— Мне все равно, — я равнодушно наблюдала за движениями его рук, стараясь не обращать внимание, что лекарство все еще не подействовало, и я чувствую, как скобы проходят сквозь кожу, соединяя рану.
— Вы должны все им рассказать, — снова возвращаясь к официальному тону, произнес Константин Михайлович, — когда вас спросят, вы должны все рассказать милиции.
— Это ничего не изменит, — я, наконец, отвернулась, почувствовав, как немеет кожа вокруг раны, — слишком поздно что-то исправлять.
— Но вы едва не погибли! А Юленька и ваш друг, — у врача сбилось дыхание. Что же, возможно сейчас он думает о том, что расскажи он милиции тогда, при нашей первой встрече, все было бы иначе. Вполне может быть, Юля могла бы выжить, Пашке и мне пришлось бы выдержать несколько неприятных минут, а Мишке слегка разориться. Но мы бы спасли одну невинную жизнь. Одну из многих, которыми мы не задумываясь, пожертвовали пятнадцать лет назад. Пахомов, его сын, Алешка, майор, который умер в муках в нашем подвале, Пашка, Юля…
— Я не знаю, что вас тревожит. Но вы себя ненавидите…
— Это так заметно? — удивилась я.
— Не всем, но я вижу то, что вы к себе испытываете. Столько гнева, боли и ненависти. Как вы с этим живете?
— Я не живу, — честно ответила я.
Когда же это закончиться? Когда я смогу посмотреть человеку в глаза и просто испытать симпатию, не задумываясь о том, что он может оказаться охотящимся на меня маньяком или тем, кто знает обо мне слишком много? Я приехала сюда, чтобы найти ответы, вот только сейчас вопросов стало куда больше.
Кто взорвал машину? Тот странный звонок… можно ли считать это простым совпадением, или же наш преследователь просто хотел удостовериться, что все прошло так, как он задумал? Но зачем? Мы же и так были у него в руках. Означает ли это, что время, которое он отпустил нам, закончилось? И мы с Пашкой стали его первыми жертвами? Но тогда…
Пожалев, что так не вовремя избавилась от своего телефона, я попросила Константина Михайловича разрешения воспользоваться его.
— Миша! Паша погиб! Его машину взорвали.
Я прислушивалась к нервному дыханию своего бывшего друга, стараясь возродить в душе то, что испытывала к нему когда-то. Это же было! Но все прошло… Не знаю когда меня покинула симпатия, уважение, доверие. Осталось лишь раздражение, вина, отчаяние и боль. И эта боль была несоизмерима с той, которую я испытывала в обожженной руке и раненной ноге.
ХХІІ
Они приехали менее чем через час. Странно, правда? Я ожидала милицию, а приехали мои нежданные бывшие друзья. Зачем они здесь? Ах, да! Они же пока не знают, что уже перестали ими быть… Лет пятнадцать назад.
Я отвернулась лицом к стене и сделала вид, что меня сразила доза новокаина. Почему они приехали? Неужели не понимают, как мне тяжело их видеть? Мишка, Никита… Пашка. Теперь уже я никогда не узнаю, что он хотел мне рассказать. Если бы я верила в мистику, то, наверное, подумала бы, что Странник получил новую жертву. Но в таком случае, почему же он так долго ждал? Что мешало ему начать убивать нас раньше? Убивать… неужели я, как и старик Пахомов наделяю этот камень душой и разумом? Смешно и глупо. Но я имею право быть глупой, нелогичной, в конце концов, сегодня я едва не погибла. Бедный Пашка, какая ужасная смерть. Но разве смерть бывает другой? Что бы я сделала, если бы узнала, что это он виновен в смерти Алешки? И каким бы словом я назвала то, что бы с ним сделала? Убийством? Местью? Торжеством справедливости? Игра ничего не значащих слов, которые ведут в тупик. Но кто пытался убить меня?
— Маринка? — громкий полушепот заставил меня слегка вздрогнуть, и продолжать притворяться спящей стало глупо.
Чья-то рука коснулась моего плеча, передвинулась выше и погладила по короткому ежику обгоревших волос:
— Слава Богу, ты жива, — слышать Мишкин голос теперь было мучительно больно. Я почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Надеюсь, это все действие лекарств, и в нужный момент я не раскисну, — мы сейчас уйдем и не будем тебе мешать.
Шепот Никиты заставил Мишку чуть отклониться от меня, но все же я расслышала в его голосе беспокойство. Пожар… милиция… Интересно, они бояться быть следующими? Или опасаются, что напуганная и обозленная захочу все кому-то рассказать? К чему, когда есть другой выход…
Они собирались выйти из палаты, когда я негромко спросила:
— Почему вы ни разу не заговорили со мной о камне?
Ребята резко остановились, и я заметила, как Мишка невольно нахмурился. На несколько минут в палате воцарилась тишина. Почему-то я боялась вздохнуть, чтобы расслышать ответ, такой важный для меня в эту минуту.
— Мы боялись, что это причинит тебе боль, — неохотно ответил за двоих Никита, — ведь он исчез, и Алешка вместе с ним…
— Думали, что я не смогу пережить то, что мне предпочли какой-то камень? Я сильнее, чем кажусь и мне не пятнадцать лет. Я не меньше вашего хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Но для этого не плохо бы узнать…
— Что именно? — видя, что я осеклась, спросил Миша.
— У кого камень сейчас.
1993 год…
— Как ты меня нашла? — Алеша подозрительно смотрел на вошедшую девушку.
— Ты же приводил меня сюда пару раз, уже забыл? — Марина улыбнулась, и сделала несколько нерешительных шагов.
— Забыл, — парень, нахмурившись, смотрел, как девушка подходит к нему, испытывая двоякое чувство обиды и надежды.
— Я растерялась, — она печально улыбнулась, — не знала, что делать. Мы так давно мечтали уехать отсюда, начать новую жизнь. И сейчас, когда эта мечта практически сбылась, ты собственными руками хочешь все разрушить.
— Я? — Алешкин голос сорвался, и он, помолчав пару минут, продолжил, — я хочу все испортить? Милая моя, все было испорчено уже тогда, когда мы ввязались в эту авантюру.
— Да, мы сделали ошибку. Но уже поздно что-то исправлять. Подумай сам — что ждет нас всех, если ты решишь во всем сознаться? Я ведь говорю не только о том, что мы никогда не сможем уехать из этого городишка. Мы не просто увязнем здесь на всю жизнь. Нам всем грозит тюрьма. Это камень…ты не представляешь, сколько он может стоить. Если кто-нибудь узнает, что он у тебя… Не хочешь его — ладно! Отдай Мише и остальным. Избавься от него! Они знают, что с ним делать. Но ни стоит рисковать собой и мной ради чужих тебе людей.
