А потом появилась она, лишив его самообладания...
Подобное искушение было пыткой. Ее тело могло привести его в восторг, но у него другая миссия: он должен был оберегать и защищать эту женщину, даже от самого себя.
—Я просто собиралась подышать свежим воздухом, — объяснила Софи, таким высоким и чувственным голосом, что он понял: она тоже чувствует ту силу, которая влечет их друг к другу.
Софи повернулась, словно собираясь уйти.
—Оставайся. Я не буду тебе мешать. Я как раз собирался уходить.
—Нет! Тебе незачем уходить. Это я не хочу мешать твоему уединению.
И снова она с трудом произносит слова, словно задыхается.
Ему вспомнилось, как мать предупреждала его сегодня утром: «Ее можно так легко обидеть, Коста. Обращайся с ней хорошо».
—Все в порядке, Софи. Я все равно собирался войти в дом и проверить, как дела у Элени.
Он прошел мимо нее — так близко, что почувствовал тепло ее тела. Вдохнул ее соблазнительный аромат и крепче сжал кулаки. Почувствовал, как напряглись его шея и плечи.
Не сводя глаз с двери в комнату Элени, которая находилась дальше, он продолжал идти.
—Наслаждайся покоем. Потом ложись спать и хорошенько выспись.
Перед завтрашним днем ей надо хорошенько отдохнуть.
Да, вот на чем ему нужно было сосредоточиться: на анализе крови, на возможностях для лечения Элени. На долгом обсуждении, которое у него завтра будет с врачами. На чем угодно, но только не на гибком теле Софи, теплом и соблазнительном, всего в нескольких метрах от него...
—Спокойной ночи, — еле слышно прошептала она, и он споткнулся.
Потом втянул голову в плечи и зашагал дальше.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Софи проснулась поздно утром. Голова была тяжелой — ночью ее мучили тревожные сны. К счастью для своего душевного покоя, она не могла их вспомнить. Но она подозревала, что в них фигурировала пара внимательных черных глаз.
Завтракала Софи в одиночестве, в солнечной маленькой гостиной. Еще одна горничная объяснила ей, что kyrios, хозяин, совещается с врачом своей дочери. После завтрака Софи воспользовалась возможностью получше осмотреть место, где она оказалась.
Балконные двери на этой стороне дома вели на широкую террасу, а оттуда — на безукоризненный газон. Она зашагала по газону, чувствуя, как ее лицо освещают теплые лучи солнца.
Внимание Софи привлек чей-то смех. Элени ехала на ярко-оранжевом трехколесном велосипеде по дорожке в конце сада. За ней шла молодая женщина, заботясь о том, чтобы девочка сохраняла равновесие.
Софи наблюдала за ними. Элени подняла глаза и увидела ее. Софи ощутила что-то вроде чувства вины. Как будто ей, сильной и здоровой, не следовало здесь находиться, когда такой маленький ребенок борется со своей страшной болезнью. Как будто это она окажется виноватой, если нельзя будет сделать пересадку...
Элени перестала смеяться и широко раскрыла глаза. Потом остановилась и поставила ноги по обе стороны велосипеда.
Она сказала с серьезным видом:
—Kalimera sas. — Доброе утро. — Kalimera, Eleni.
Девочка повеселела и наклонила голову набок, словно для того, чтобы лучше разглядеть свою новую, двоюродную тетю. Потом быстро заговорила по-гречески.
—Siga, parakalo, — с улыбкой сказала Софи. Медленно, пожалуйста. — Then katalaveno. — Я не понимаю.
Элени от удивления открыла рот. Девушка, которая стояла рядом с ней, наклонилась и объяснила, что Софи не понимает по-гречески.
—Я немного говорю по-гречески, — сказала Софи. — Но я давно на нем не разговаривала.
—К сожалению, Элени не говорит по-английски, — сказала девушка, которая представилась ее няней.
Элени слезла с велосипеда и зашагала прямо к Софи. Подойдя к ней, взяла ее за руку. Софи почувствовала прикосновение маленьких теплых пальчиков. Она взглянула в бледное, серьезное лицо и в темные глаза Элени, и почувствовала, что какой-то холодный узел, образовавшийся внутри нее, начал таять.
Неудивительно, что Костас так настаивал на том, чтобы она приехала в Грецию. Жизнь была слишком драгоценна, чтобы проводить ее бесцельно. И, глядя сверху на это худое маленькое личико, Софи получила, пусть и отдаленное, представление о любви и желании защитить, которые он, должно быть, испытывал к своей дочери. И ощутила силу отчаяния, с которой он искал способ спасти ребенка.
—Ela, — настойчиво сказала Элени, потянув ее за руку. Иди сюда.
Вышла из дома в сад, сказали ему. Но куда именно? Костас окинул взглядом бассейн, газон и окрестности дома. Врач ждал ее в доме, готовый взять у Софи анализ крови для первого теста на совместимость.
Костас прошел мимо английского сада и направился к дорожке, видневшейся посреди плодовых деревьев, которая вела в оливковую рощу, а оттуда — на пляж.
Врач подождет, это не было проблемой. Но он, Костас, хотел, чтобы это сделали сейчас. Он должен был знать, успешным ли окажется результат.
Он должен был...
Услышав смех, Костас резко поднял голову. Он обошел изгородь и резко остановился.
Элени и Софи. Они сидели на траве в старом фруктовом саду, скрестив ноги и наклонившись над чем-то.
—Жук, — сказала Элени по-гречески.
—Жук, — повторила Софи.
—Зеленый жук.
—Зеленый жук, — подражая, послушно произнесла Софи.
Его дочь учила Софи греческому языку! Позади них на каменной стене, сидела ее няня и плела
венок из маргариток.
—Hoc.
Элени дотронулась пальцем носа Софи.
—Нос.
Софи сделала то же самое, а потом слегка ущипнула Элени за нос в форме пуговки, и та захихикала.
У Костаса в горле образовался ком, и он с трудом проглотил слюну. Последние несколько месяцев, он так редко слышал смех своей малышки!
Должно быть, он пошевелился. Что-то заставило Элени и Софи поднять глаза. Элени тут же поднялась, подбежала к нему и обняла его ноги.
—Papa!
Он нагнулся, поднял ее на руки и кружил в объятиях до тех пор, пока она не завизжала от радости. Потом прижал девочку к себе. И через плечо Элени взглянул в глаза Софи. Софи перестала смеяться, и он увидел, что ее охватило волнение.
Ему стало жарко — она его понимает. Это столько обещало! Но и грозило тем, что он потеряет выдержку...
—Иди сюда, — сказал он, резко отворачиваясь. — Кое-кто хочет тебя видеть.
Стоя на ступеньках у парадного входа, Костас смотрел, как машина врача едет прочь по подъездной аллее. Его лицо освещали теплые лучи солнца, морской ветерок легко касался воротника рубашки. Он замечал лишь это, и все...
