— Ты доверяешь мне, Белль?
— Да, конечно, — тихо произнесла опешившая женщина.
— Повтори, что ты хочешь?
— Чтобы вы любили меня, принц.
— Твое желание делает мне честь.
Он положил Изабелл на ложе, взошел на него и, просунув голову между ее связанных рук, как в ночь их встречи, соединил их уста в поцелуе. Его руки ласкали ее пылающее тело. А Белл извивалась под ним, словно змея. Не обрывая поцелуя, Рафик положил руку на вход в ее лоно, развел ее бедра и проник внутрь.
— Рафик! — вскричала Изабелл, оторвавшись от его губ.
Ее лицо разгорелось алой краской.
— Ты красавица, моя маленькая тигрица. Такая чуткая, такая влажная, такая трепещущая, — словно заклятье, нашептывал он ей на ухо, тревожа рукой средоточие ее чувствительности.
— Рафик, развяжите меня. Пожалуйста, — взмолилась Изабелл. — Мне необходимо прикоснуться к вам.
— Все в свое время, Белль.
Он высвободился из ее объятий и закрепил перевязанные руки за изголовье.
— Зачем вы это сделали?
— Увидишь.
Он поцеловал ее грудь, и Белл напряженно изогнулась
— Прошу вас...
Она пыталась вырвать руки из пут.
— Спокойно. Не бушуй, скоро я распутаю тебя, а пока...
Он покрывал поцелуями все ее тело. Изабелл перестала рваться. Обмякшая и усталая, она откинула голову, смежила глаза и погрузилась в полусон сладостных ощущений. Временами Белл подрагивала от наплыва сладострастия.
Принц неспешно исследовал, изучал, познавал, постигал ее покорное тело. Он ласкал и будоражил, нежил и терзал, ублажал и изводил ожиданием.
Она еще раз слабо и без надежды произнесла:
— Пустите, прошу вас, развяжите меня.
Но он будто не слышал.
Она сама не знала, зачем просит его об этом. Так хорошо ей еще никогда не было. Белл просто лежала среди мягчайших подушек на воздушных перинах. Просто лежала. А возлюбленный осыпал ее ласками, не требуя ничего взамен.
Вот он развел ее бедра, лег между них и аккуратно, бережно вошел в Белл. Его движения, ровные и осторожные, наполнили ее долгожданным спокойствием. Ей прежде и не ведалось, что страсть может быть столь нежной...
В нарастающем вихре любовного танца она припала к нему, отзываясь на каждый порыв его плоти. И наконец, достигнув головокружительной высоты, Рафик со стоном растворился в ней...
Когда он потянулся распутать руки Белл, то увидел ее лицо, мокрое от слез.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Белль, милая. Ты плачешь?
Принц испугался. Он обхватил жену, словно в стремлении защитить от незримой опасности, и приподнял ее над постелью. Она показалась ему невесомой, мягкой, словно лишенной костей. Прижав Белл к своей груди, Рафик стал нежно гладить ее по голове.
Она положила голову ему на плечо. Слезы обильными горячими потоками бесшумно лились из ее глаз, и он кожей ощущал их обжигающий поток.
Принц заботливо оправлял ее волосы, закутал покрывалами ее мокрую от пота, остывающую спину, еще сильнее прижимал к себе.
— Почему ты плачешь, малышка? Разве я сделал тебе больно? Скажи, что случилось?
Она тяжело дышала, не в силах произнести признание.
— Я хочу знать, почему ты плачешь?
Она с трудом успокоилась, тихо сказала:
— Это глупые слезы. Мне так хорошо, что нельзя было не расплакаться. Настолько мне хорошо...
Принц обнимал и гладил жену и что-то утешающее бормотал на арабском. Его теплый сочный голос словно окутывал ее бархатной дымкой. Изабелл почувствовала себя маленькой, даже крошечной в его руках, балуемой девочкой, защищенной от всех невзгод мира.
Она нежно поцеловала мужа в шею, вдохнула ее запах, обхватила его плечи руками. Рафик удовлетворенно осознал причину ее слез. Он лишь пожалел, что заигрался в странную игру со связанными запястьями. Ему следовало развязать Белл прежде или же не связывать вообще. Не стоило этого делать хотя бы потому, что так он мог вызвать в ней болезненные воспоминания... Рафик понимал, что Изабелл плакала от невозможности вернуть ему хотя бы малую часть тех ласк, какими он награждал ее. И он знал также, что больше никогда не сделает так.
Принц слишком много чувства вложил в их первую близость, чтобы оставить за собой способность рассуждать здраво. Он так долго мечтал переломить ее упрямство, обуздать эту европейскую спесь, завоевать доставшуюся ему женщину! А теперь все, что он сделал с ней, несло на себе печать его эгоизма...
А еще он струсил, завязав ее руки. Он боялся, что ее сладострастные прикосновения лишат его выдержки, изобличат силу его желания преждевременным выходом из блаженства — желания, которое она не позволила ему утолить в их первую брачную ночь.
Но что было самым постыдным — это то, что он сознательно желал ее беспомощности, ее мольбы, ее непосредственной чувственной отдачи. Он хотел обезоружить ее волю, истребить ее гордыню, овладеть своей женой без остатка. А теперь был вынужден утирать с ее лица слезы, что, не прекращая, струились по ее щекам.
Она плакала от счастья, но он точно знал, что не дал ей ничего, а отнял слишком многое.
— Спи, Белль. Я хочу, чтобы ты уснула.
Изабелл послушно легла и потянула его за собой. Он лег рядом. Она обняла его, губами коснулась его рта и так замерла.
Рафик внутренне посмеялся над собой. Он почувствовал, что после своего вероломства будет прощать этой женщине все. Наказывая ее за девичье упрямство, он лишь жестоко наказал себя за свой мужской эгоизм.
Рафик почувствовал, что сам теперь крепко связан — ее нежностью и доверием. И вот теперь она дремала рядом. Он чувствовал ее губы на своих губах, ее руки на своем теле, он обнимал ее — жаркую, влажную, желанную. И сколько бы она ни спала, сколь бы сильно ни разгоралось его желание, он больше не мог овладеть ею. Больше не должен был...
Изабелл спала крепко и долго. А проснувшись, долго не могла прийти в себя, понять, что с ней произошло и вообще — где она? Она с усилием распахнула глаза и долго примерялась к тусклому свету. А потом обнаружила себя совершенно нагой в кутерьме разноцветных шелковых подушек под тонкой атласной простыней.
Тело чувствовало себя отдохнувшим и обновленным. Тело сохраняло мерную пульсацию, к которой Изабелл чутко прислушивалась. Она потянулась, завела руки за голову, вспомнила перевязанные запястья, ощутила влажные волосы на затылке. Она осторожно повернулась. Стала всматриваться в его дремлющее лицо.
Изабелл медленно вспоминала все. Она откинула простыню, пристально вгляделась в его тело. Принялась медленно водить рукой вдоль его контуров, не прикасаясь к коже. Ей казалось, она чувствует каждую его клеточку.
