Я его чуть не убила раньше, чем мы его допросили. Чуть не
убила, потому что мои разум и тело настроились на эту волну. На то, что это и
есть наша работа. Мы смотрим вдоль ствола, спускаем курок и стреляем, чтобы
остановить. Смерть — лучший для этого способ.
— Анита, ты пришла в себя? — спросил Зебровски.
Я кивнула и опустила ствол к полу. Я верила, что Зебровски
успеет выстрелить вовремя и затормозить вампира. Верила, что успею направить
пистолет и закончить дело. Не верила я в этот момент, что смогу стоять, держа
вампира на мушке. Забавно, но факт.
— Все путём, Зебровски.
Он не отводил глаз от вампира.
— Окей, ордер у тебя.
— Ага, — сказала я. — Моя подача.
Я посмотрела на вампира, все ещё укрывающегося кожаной
курткой, и ничего не ощутила. Это был просто объект, из которого я должна
извлечь информацию. Никакой сделки я не могла ему предложить. Закон не
предусматривает сделок с вампирами, совершившими убийство. Но это проблема не
сегодняшняя.
— Медленно положи руки на голову и переплети пальцы.
Ну!
Голос его прозвучал странно-приглушённо:
— Пусть они сперва кресты уберут.
— Ты хочешь умереть прямо сию секунду?
На миг он затих, потом тем же голосом ответил:
— Нет.
— Тогда делай, что тебе сказано. Руки на голову, пальцы
переплести, и быстро. Быстро, я сказала!
Он попытался не убирать куртку, кладя руки на голову. Глаза
он зажмурил накрепко.
— Пальцы переплети.
Он послушался.
— Встань на колени.
— Руками можно пользоваться?
Пистолет в моей руке снова был наведён.
— Ты мне начинаешь действовать на нервы. На колени,
блин!
Он опять послушался. Хороший мальчик.
— Ноги скрести.
— Как?
— Скрести ноги, одну лодыжку положи на другую.
И это он сделал. То есть настал момент его обыскивать. Я
терпеть не могу обыскивать живых, куда легче искать оружие на мёртвом. Как
узнать, не слишком ли много ты стала убивать? А это когда тебе геморроем
кажется обыскивать кого-то, кто ещё способен шевелиться.
Я приставила ствол ему к затылку.
— Шевельнёшься — стреляю. Ясно?
— Да, — ответил тот же сдавленный голос.
Что ещё приятно, когда обыскиваешь уже мёртвого — не слышишь
страха в голосе, не ощущаешь мелкой дрожи рук. Не надо осознавать, что причина
этого страха — ты. Не надо думать, что тот, к кому ты прикасаешься, должен
умереть, и ничего ни ты, ни он не можете сделать, чтобы это предотвратить.
Закон — это не справедливость и не милосердие. Закон — это закон, и он не даёт
выбора ни Ионе Как-Его-Там, ни мне. Точка.
У него был ещё один нож — на пояснице в ножнах под ремнём. И
ещё у него были наручные ножны, пустые, и ножны побольше на шее, спрятанные
воротником куртки. Никогда не встречала вампира, который носил бы с собой
столько оружия. Когда он бросил нож, я подумала: значит, мне показалось, будто
я видела нож в груди того, другого вампира — но нет, этот гад его пырнул, и ещё
много у него ножей осталось. Запомнился нож, торчащий в груди вампира
восклицательным знаком.
Это навело меня на мысль. Я посмотрела на один из ножей,
тронула лезвие подушечкой пальца.
— Серебро, блин!
Я не побежала обратно к раненому вампиру — подождала и
помогла надеть наручники на вампира Иону, хотя знала: в случае чего они только
задержат его, но не остановят, если он захочет освободиться. У нас просто нет
ничего подходящего для силы вампира. Одна из причин, по которым их убивают, а
не задерживают до суда. В одном штате пробовали оплетённые крестами гробы, но
это отменили как меру жестокую и неординарную. Если бы меня спросили, я бы
задала вопрос законодателям, посчитавшим гробы излишней жестокостью: если бы им
предложили либо содержать их в ограниченном тесном пространстве до суда, либо
убить на месте, что бы они выбрали? Спорить могу, они бы выбрали гроб, но меня
никто не спросил. Меня приглашали на подкомитет Сената выступить на слушаниях о
правах нежити, но дату все время переносили, или менялся председатель
подкомитета, или… похоже, будто кто-то не хочет, чтобы подкомитет завершил свой
отчёт. Политика, наверное, но, как бы там ни было, а меня не вызвали. Только
пригласили, обещав уточнить дату дополнительно. Забавно, но, кажется мне, мои
показания больше бы понравились подкомитету, если бы меня выслушали сразу после
первого приглашения. А последнее время мне нечего им сказать утешительного.
— Усадите его куда-нибудь Если попытается что-нибудь
выкинуть, застрелите его.
— А ты куда? — спросил Зебровски.
— Ножи серебряные.
— И что?
— То, что наш добрый самаритянин-вампир умер или
умирает. — Я уже шла к двери. — Если у него есть шансы выжить, у нас
считанные минуты, чтобы его спасти.
— Как его спасать? — спросил Зебровски.
Я только покачала головой, не прекращая движения к двери.
— Смит, пойди с ней.
Смит перехватил оружие, держа его двумя руками к полу.
— Прикрою тебе спину.
Я не стала возражать против присутствия Смита. Мы с
Зебровски сегодня напарники. Мы доверяли друг другу проследить за
вампиром-злодеем, но я должна посмотреть раненого вампира, так что Зебровски
остался при подозреваемом, а мне дал подкрепление. Дело в том, что оба мы
никому другому не могли доверить проследить за вампиром Ионой. Так что
Зебровски достался убийца, а мне герой. Куда как проще жизнь, когда вампиры не
становятся героями.
Глава 68
Нашего героя мне не было видно за широкой спиной его друга.
Блондин все так же стоял на коленях, держа раненого за руку. Плечи у него
ссутулились, он повернулся ко мне, весь в слезах. Красноватые следы от этих
слез с кровью пролегли на лице. Я сразу подумала о худшем, пока не обошла его и
не увидела второго вампира. Герой лежал на спине, но мигал мне серыми глазами.
Только они у него и были светлыми — длинные тёмные волосы, такая же тёмная
пробивающаяся бородка вокруг рта. Я чуть не ляпнула вслух: «Ох, так вы не
умерли!», — но сумела промолчать. Очко в мою пользу.
Я присела с другой стороны от него, напротив его друга. Нож
торчал в груди восклицательным знаком. Я в своё время порядочно заколола
вампиров, и умею распознать удар в сердце. Кровь выступила вокруг лезвия,
впиталась в одежду темноволосого. Много крови. Это значит, либо он сегодня сыт,
либо рана серьёзна. Либо и то, и другое.
— Я не поняла, что нож серебряный, пока его не
обезоружила. Я бы пришла раньше.
