Держа значок в левой руке, я правой перебросила Ронни через
плечо. Мне пришлось пару раз подбросить её в воздух, чтобы устроить поудобнее,
а потом я зашагала по коридору. Натэниел раздвинул перед нами шторы и
последовал за нами, Мика в арьергарде.
Ронни не отбивалась, но протестовала:
— Анита, отпусти меня!
Жутковатая парочка нас не ждала на площадке перед комнатами,
и я была этому рада. Значок я держала на виду, но, чтобы достать пистолет, мне
пришлось бы снять с плеча Ронни. Войдя в зал, я оглядела его, и той пары не
было и здесь. Ещё лучше.
— Анита, я тебе не ребёнок, мать твою! Отпусти меня!
На пути возник вышибала, и я сунула ему под нос значок. Он
поднял руки — дескать, никаких проблем. Мы продолжали путь к двери. Музыка все
ещё наяривала так, что у меня череп трескался, но людской говор затихал за
нами. Не знаю, в значке было дело, в том, что я несла на плече женщину, или что
Ронни светила грудями на весь зал, или у народа вызвал траур тот факт, что я
двух самых красивых мужиков увожу с собой. Как бы там ни было, но мы шли в туннеле
тишины, потому что на нашем пути все прекращали говорить, прекращали пить,
прекращали танцевать и только глазели на нас.
Пришлось рукой со значком придержать Ронни, когда я по
ступеням всходила к входной двери, но мы прошли. Натэниел придержал дверь,
ведущую в гардеробную. Мика вышел первым и поспешил открыть наружную дверь. Мы
вышли в прохладный осенний воздух, дверь захлопнулась за нами, оставив в
звенящей тишине.
— Отпусти меня на фиг!
На этот раз она стала вырываться — не слишком хорошо, не
так, как могла бы, но у меня кончилось терпение. Отпустить? Сейчас отпущу. Я
сбросила её на землю, задницей прямо на гравий.
Я думала, она заорёт на меня, но на её лице появилось
странное выражение, и вдруг она вскочила на ноги и побежала, спотыкаясь, к
травке на краю автостоянки. Там она рухнула на четвереньки и начала блевать.
— Блин! — произнесла я тихо и с чувством,
направилась в её сторону, и ребята пошли за мной. Я махнула им рукой, чтобы
оставались в последнем ряду машин, и пошла по траве к Ронни. Сухая осенняя
трава шелестела о джинсы.
Ронни все ещё стояла на четвереньках. Кисло-сладковатый
запах рвоты добрался до меня прежде, чем я до неё. Действительно, она моя
подруга, потому что я подошла к ней, убрала волосы с её лица и стала держать
её, как держат ребёнка. Только истинная дружба могла удержать меня там, где она
выблевала все, что выпила за этот вечер.
Стоя рядом с ней, я пыталась думать о другом, о чем угодно
другом. Я не слишком умею находиться в присутствии блюющих людей. Что-то в этом
звуке и запахе есть такое, что меня тоже тянет на рвоту. Я смотрела на ту
сторону поляны, пытаясь найти другой предмет для размышлений. И ничего
интересного не видела, пока не посмотрела прямо перед собой. Сперва мне
показалось, что это бурелом, упавшее дерево, но глаза рассмотрели получше, и я
поняла, что это человек. Бледный контур руки, кисть уставлена в небо, будто
опирается на что-то, мне не видное. Не обязательно же мёртвое тело — кто-то
вышел и упал в обморок.
Я оглянулась на Мику и Натэниела и жестом их подозвала.
Ронни уже начинала переставать. Наконец-то пошли пустые спазмы.
— Останьтесь с ней.
Я знала, что, идя в ту сторону, я могу уничтожить улики, но
я знала также, что это может быть манекен или просто человек без сознания. Надо
убедиться перед тем, как звать кавалерию. Что это говорит о моей жизни, что
первая мысль у меня была «мертвец, убийство»? Да то, что я слишком давно
работаю с убойным отделом.
Я шла по сухой траве, замедляя шаг, глядя, куда ставлю ноги.
Трава уже не шелестела, потому что я кралась осторожно. Если где-то здесь лежит
оружие, мне не хочется на него наступать.
Чем больше смотрела я на тело, тем больше убеждалась: мертвец.
Та самая бледность кожи в свете далёких галогеновых фонарей и в холодном свете
звёзд. Мужчина, лежит на спине, рука упирается в сухую ветку дерева. Если бы
она не торчала вверх, я бы так быстро и не заметила. Как волосы девушки на
месте первого убийства, кто-то дал себе труд сказать: эй, гляньте-ка сюда. Да,
на этот раз мужчина, а не женщина, но тоже в стрингах леопардовой расцветки,
сдвинутых в сторону, и трудно было не заметить тот факт, что он выбрит,
тщательно выбрит. Шансы, что это не стриптизер из «Снов инкуба», почти нулевые.
В Вегасе на такие шансы не играют.
Следы клыков на шее выделялись чёрным на белой коже. Ещё на
сгибе локтя, на запястье. Я не стала трогать его и отодвигать голову, чтобы
посмотреть, есть ли соответствующие следы на другой стороне шеи. Не стала
раздвигать ноги и смотреть, есть ли отметины внизу. Я только присела рядом на
корточки, пытаясь не касаться земли, и тронула его за руку. Да, вроде как
искала пульс, но на самом деле нет. Он был холоден на ощупь, но рука его
сдвинулась, когда я нажала едва-едва. Либо окоченение не наступило, либо наступило
и прошло. На это могут влиять многие факторы, но я бы сказала, что он умер
недавно, сегодня ночью. Его убивали, пока мы допрашивали Иону Купера в Церкви
Вечной Жизни. Сейчас, когда у меня перед глазами был этот мертвец, почти
мальчик, я не испытывала такого неприятного чувства по поводу убийства Ионы
Купера. Странно, правда?
Я встала и полезла в карман за сотовым. Набрала номер,
который знала наизусть.
— Зебровски слушает.
— Надеюсь, ты не дома, — сказала я.
— А что?
Явное подозрение слышалось в этом голосе.
— То, что я на той стороне реки, возле стрип-клуба,
стою над очередным телом.
— Нам не сообщали.
— Я сообщаю.
— Ты мне хочешь сказать, что это ты нашла тело?
— Ага.
— Рассказывай.
Я изложила ему сокращённую версию. Я не скрыла, что бармен
велел Ронни позвонить, чтобы её отвезли домой, но не стала рассказывать, что
она была в раздрипе из-за разрыва с Луи. Про жутковатую пару я тоже умолчала,
но это и все.
— Блин, — сказал Зебровски. — Я должен
доложить. Полиция штата и местный шериф доберутся туда раньше нас. Шериф не
слишком от тебя в восторге.
— Я помню.
Почти ощутимо было, как он думает на том конце линии.
— Я готов был бы сказать: «отпусти своих домой», но они
нужны нам будут, чтобы подтвердить твой рассказ.
— Ты мне не веришь?
— Я-то верю, но не я буду первым на месте преступления,
Анита. Понимаешь?
— Я так понимаю, что мне нужно будет алиби для
объяснения, как это я первой обнаружила следующую жертву, когда они патрулируют
все клубы. Они сразу подумают, что меня кто-то навёл.
— Вот именно.
— Ты ведь мне веришь, Зебровски.
