— Лучше, — ответила я.
— Тогда давайте сюда. Мы двинемся на цель менее чем
через тридцать минут. Опоздаете — поедем без вас.
Он повесил трубку.
Я выругалась, захлопнула телефон и пошла к своему джипу.
— Куда это вы, черт побери?
— Хватать наживку, — ответила я.
Он наморщил лоб:
— Стриптизерша?
Я кивнула, продолжая идти, а он не отставал.
— Мобильный резерв действительно берет вас с собой?
— Если не верите, звоните сами капитану Паркеру.
Я уже была у дверцы джипа.
Он поймал дверцу, не дав мне её захлопнуть:
— А для вас не будет конфликтом интересов — стрелять
вампиров своего бойфренда?
— Это плохие вампиры, шериф, и они ничьи.
Я захлопнула дверцу. Он не стал мешать. Я не рванула с
места, но близко к тому. Паркера я знаю, и знаю, как работает Мобильный резерв.
Они не станут нарушать график операции — поедут без меня. Вампиры хотят, чтобы
мы явились сегодня ночью. Они знают, что у нас есть адрес. Значит, они знают,
что мы планируем удар. Они предположили, что мы наметили удар после восхода, и
заставили нас действовать раньше. Чтобы иметь с нами дело на своих условиях, то
есть ночью. Но почему не сбежали? Если узнали, что мы обнаружили их убежище,
почему не покинуть его? Зачем брать заложницу, пускаться на такие хитрости,
чтобы мы точно узнали об этом? Это ловушка, но мы, даже зная об этом, все равно
должны были идти.
Глава 75
Пластиковая доска была изрисована диаграммами. Сержанты
Хадсон и Мельбурн нарисовали кроки местности ещё до того, как мы, все прочие,
собрались в этом безопасном, приятном месте за квартал от театра будущих
действий. Они всю доску покрыли входами и выходами, осветительными приборами,
окнами и всей мелочью, которую я никогда не замечаю, точнее, вижу, но никак не
могу использовать. Я могу сообщить о том, что видела, но кому-нибудь из них
придётся объяснять это всем остальным. Мой способ проведения таких операций —
вломиться в парадную дверь и перебить все, что шевелится. Мне бы не пришло в
голову составлять схемы интерьера квартиры или выяснять у владельца здания, что
он знает о женщине, которая владеет этой квартирой. Они уже эвакуировали
жильцов соседних квартир, взяв у них информацию об интерьере и владельце.
Полезно было знать, что в кондоминиуме почти нет мебели, поскольку владелица,
Джил Конрой, ждёт её доставки, которая уже два раза задерживалась. Что она
работает юристом в большой фирме в центре города и недавно стала партнёром.
Увлекательно, но пользы в этом я не видела. Они все ещё пытались найти
кого-нибудь у неё на работе, кто подойдёт к телефону, чтобы узнать, когда она
была на работе в последний раз. А у этих чёртовых раздолбаев в два часа ночи на
работе — можете себе представить? — никого нет. Все это, конечно,
интересно, но наша жертва там, одна среди вампиров, которые убили уже не меньше
десяти человек в трех штатах. Я хотела побыстрее её выручить, и мне трудно было
сосредоточиться на мелочах. Наверное, это было видно, потому что сержант Хадсон
спросил:
— Вам скучно, Блейк?
Я заморгала на него, сидя на тротуаре. Я устала и не видела
причины не присесть — некоторые ребята из Мобильного резерва тоже присели.
— Малость есть.
Двое ближайших моих соседей — Киллиан с бобриком белых волос
и Юнг — единственный среди моих знакомых азиат с зелёными глазами, —
отодвинулись от меня подальше, будто не хотели быть слишком близко, когда
хлынет кровь. Я заметила, что Мельбурн остался рядом с Хадсоном, будто ожидал,
что кровь будет лететь только с одной стороны.
— Улица перед вами, Блейк, можете идти.
— Вы задали вопрос, сержант. Если вам не нужен был
честный ответ, надо было меня предупредить.
Кто-то засмеялся — достаточно тихо, чтобы я не могла
определить, кто именно, и, очевидно, Хадсон тоже, потому что он не стал искать
весельчака, а просто разозлился на меня ещё сильнее.
Он шагнул ко мне. Я встала.
— Если вам скучно, Блейк, идите домой. Нам не нужно
такое отношение.
Голос его был ровен и сдержан, каждое слово он тщательно
выговаривал. Так говорят, когда сдерживаются, чтобы не заорать или не хряснуть
кулаком по чему-нибудь.
— Дон Морган может быть ещё жива, — сказала
я. — Но каждая минута уменьшает её шансы остаться в живых. Пусть вам не
нравится, что ваш капитан допустил меня к операции, можете, блин, меня
ненавидеть, если хочется, мне плевать — но давайте делать дело. Я хотела бы
вытащить Дон Морган раньше, чем будет поздно, сержант Хадсон. Хочется мне раз в
жизни не попасть в команду уборщиков, а прибыть достаточно рано, чтобы было
ещё, что спасать.
Он заморгал темно-карими глазами, соответствующими по цвету
усам и коротким волосам. У меня волосы были увязаны в хвост. Мне выдали шлем, а
волосы почти до талии в него так просто не влезут, если их не подвязать. Я бы
их срезала ещё полгода назад, если бы Мика не пригрозил, что тогда он свои
обрежет. И потому мне пришлось носить самые длинные в моей жизни волосы. Вид у
меня был как у коротышки-хиппи посреди военного типа причёсок и весьма
мужественных фигур. Хоть и всунули меня в бронежилет, видно было, что я им
далеко не под стать. Бывают моменты, когда мне вдруг становится неловко, что я
не коп, не мужчина, не вхожу в это великое братство. Просто девчонка, просто
заклинатель-трепач-вудуист, которому никто свою спину не доверит. Годы прошли с
тех пор, как я по этому поводу переживала. Может, дело было в чужом снаряжении,
которое мне не слишком подходило, или в том, что Арнет и Дольф каждый имеют на
меня зуб, или просто в том, что я поверила глазам Хадсона. Я здесь чужая.
Никакого тактического смысла не имею. Не знаю, как они делают своё дело. Не
вхожу в их команду, и в глубине души понимаю, что, сколько бы ни было у меня
друзей среди копов, и какой бы значок у меня ни был, копов, считающих меня
чужой, всегда будет больше тех, кто считает меня своей. Всегда и навсегда я
буду чужой, что бы я ни делала. Частично из-за пола, частично из-за моей
работы, частично потому, что я с монстрами трахаюсь, а частично — ну просто я
им не своя. Я не выполняю приказы, не держу язык за зубами, не играю в
политические игры. Я никогда не стану настоящим полицейским — просто не умею
играть ни по чьим чужим правилам. Полиция, настоящая полиция, понимает эти
правила и живёт по ним. А я всю жизнь жила по принципу: правила? Какие правила?
Вот я стояла и смотрела на Хадсона, выдерживала его взгляд, его злость, и
просто не злилась. Слишком многое во мне было согласно с его злостью, чтобы
злиться в ответ.
— Значок вас копом не делает, Блейк. Вы не знаете
дисциплины. Если из-за того, что вы порете горячку, убьют хоть кого-нибудь из
моих людей, вам наш следующий разговор не понравится.
Мне и этот разговор нравился не слишком, но я не стала
говорить этого вслух. Умнее становлюсь, или устала, или просто мне уже все
равно. Какая разница? Я отстаивала своё мнение без всяких чувств. Я ответила
голосом, совершенно лишённым эмоций:
