Я покачала головой:
— Это я подвергла его опасности, вас всех.
На меня накатило оцепенение, даже самообвинения оставались
всего лишь словами. Потом, когда я больше приду в себя, мне будет плохо, но
сейчас мне было лишь настолько плохо, насколько хватало сил. Во мне не осталось
ничего, чтобы об этом беспокоиться.
— Анита! — Мика остановился передо мной, и я не
заметила, как он подошёл. — Анита, ты хорошо себя чувствуешь?
Я покачала головой. Ответ был отрицательный, но вслух я
сказала:
— Я хочу отмыться к моменту, когда вернётся ardeur.
Смыть с себя всю эту дрянь.
Я пошла в ванную, Мика за мной.
Натэниел склонился над ванной, вдоль голого туловища висела
его коса. Он разделся до шёлковых боксёрских трусов.
Такое зрелище должно было бы меня всколыхнуть, но нет.
Внутри у меня был только холод.
Он посмотрел на меня озабоченными глазами и подошёл.
— Чем я могу помочь?
Я повисла на нем так резко, что он пошатнулся. Прижал меня к
своему тёплому телу. Держал крепко и твёрдо, реагируя на моё отчаяние. Я хотела
зарыться в него, завернуться в него, но не могла. Я подвергла его опасности,
рисковала его жизнью, просто забыв про ardeur. Если бы не Жан-Клод…
Я попыталась прогнать эту мысль, но перед глазами мелькнул
Иона Купер. Его тело на земле, моя нога у него на плече, трава, видимая сквозь
дыру в груди.
— Ты чувствуешь их тягу, знаю, что чувствуешь, —
сказал он тогда.
Я рухнула на колени, и только рука Натэниела помешала мне
удариться о край ванны.
— Анита…
Я вырвалась из рук Натэниела и потянулась к Мике. Он взял
меня за руку и сказал:
— Натэниел, уходи, пока не вернулся ardeur.
— Я не думаю… — начал он.
— Уходи, ради Бога! — крикнула я.
Ушёл он или остался, я не видела, потому что Жан-Клод убрал
щиты. Не знаю, чего я ожидала. Он говорил так, будто одолжил у меня любимое
пальто, или книжку, а сейчас отдаёт, но пальто не рвётся обратно к тебе, книге
все равно, кто её читает. Он не вернул мне ardeur — упали щиты, и с рёвом, как
поезд, который Жан-Клод старался сдержать, затормозить, но не смог, ardeur
вырвался. Он рвался домой. Как будто я оказалась ночью на рельсах, и первый
признак грядущего крушения — яркий свет, и рельсы дрожат под ногами, потом мир
превращается в шум, свет, будто гром и молния выкованы из металла, и это летит
прямо сквозь тебя, и с рельсов сойти ты не можешь. Бежать не можешь. Спрятаться
не можешь, потому что твоё тело и есть рельсы, а поезд — кусок тебя самой, и он
хочет к тебе вернуться.
Глава 81
Ardeur рухнул на нас, и мы рухнули в воду. Почти минуту мы
не могли сообразить, что под водой дышать невозможно. Вылезли, ловя ртом
воздух, и засмеялись почти сразу же. Одежда куда-то разлетелась в первом же
порыве. Мы были голые, под водой. Как мы успели так быстро вылезти из джинсов?
Обрывок джинсовой ткани плавал рядом со мной. Вот, значит, как.
— Никаких поз миссионера, оба утонем, — сказала я.
Его локоны прилипли к голове и казались чёрными при свечах.
Смех исчез с его лица, из глаз, оставив после себя что-то более примитивное.
Вид такой, что я поёжилась. И сказал он только:
— Окей.
Он сдвинул нас обоих на край ванны, прижав меня спиной к её
гладкой стенке. Сам прижался ко мне, заклинив меня между ванной и собственным
телом. Ощущение его жёсткой напряжённости на передней моей части заставило меня
закрыть глаза на миг. Смутно вспомнилось, как срывали одежду, но я не могла
вспомнить, когда и как кто из нас это делал. Мне стало легче думать, когда
проснулся ardeur, но были моменты, когда я занималась чем угодно, только не думаньем.
Он отдвинулся от меня, поглаживая себя спереди. От одного
зрелища, как его руки играют толстой напряжённой плотью, меня затрясло. Он
изогнулся, вдвигаясь мне между бёдер. У меня между ног он казался невероятно
огромным. Он не пытался войти или надавить вверх, он просто толкался между моих
бёдер, и тяжёлая плоть поглаживала мне все. Он тёрся туда-сюда, используя
собственное тело как руку, чтобы ласкать меня, играя, между ног. Но тёрся он
тяжело и сильно, совсем не так деликатно, как пальцами. Можно бы подумать, что
от воды все становится скользким, но на некоторых местах вода снижает
влажность, смазку, и хотя это ощущалось хорошо, все равно было грубее, чем если
бы я была мокра не от воды.
— Недостаточно влажно, — сказал он, и голос его
был необычно хриплым, сдавленным от желания.
Я бы и поспорила, потому что ardeur хотел спорить, хотел
сказать, возьми меня прямо сейчас. Будь это почти любой другой мужчина моей
жизни, мы бы это и сделали, и мне ничего бы не было, и ему, но Мика был
исключением из многих правил моей жизни. Не длина здесь была проблемой, а
толщина. Мы это узнали на горьком опыте, и остались ссадины как доказательства.
Я смогла сказать:
— Да, недостаточно.
Он прислонился ко мне лбом и с чувством сказал:
— Черт!
Я кивнула, без слов, потому что не доверяла собственному
голосу — не только Мику душило желание. Он вытащил себя из пространства между
моих ног, и даже это движение заставило меня застонать. Его руки взяли меня за
талию, и вдруг он поднял меня, посадил на край ванны. Если бы не его рука у
меня на ноге, я бы не удержалась и сорвалась обратно в воду, но он удержал
меня. Одна рука осталась у меня на ноге, другая двинулась по внутренней линии
бедра. Я подумала, он хочет разогреть меня рукой, но его палец скользнул
внутрь. Это было неожиданно, и даже один палец — это было и туго, и приятно.
Так приятно, что я просто легла на кафель вокруг ванны. Жар я ощутила ещё
раньше, чем фактически легла на свечи, но тут меня припекло. Я села так резко,
что ему пришлось убрать руки и опустить меня в воду.
— Обожглась? — спросил он.
— Нет, не в этот раз. — Когда-то я случайно
подожгла себе волосы. Я нервно засмеялась. — Дура я.
Мика смотрел на меня, и что-то было в его взгляде.
— Что такое? — спросила я.
— Ardeur ушёл.
Я подумала, прислушалась к своим чувствам и поняла, что не
ушёл, но отступил. Не так, как когда я ему сопротивлялась, а будто то, что я
почти обожглась, помогло мне снова ясно думать. А может быть, даже ardeur
уступает инстинкту самосохранения. Но я ощущала его как бурю, ушедшую в море, но
все ещё грозящую вернуться.
— Я думала, что подожгла себя.
— Опять, — сказал он.
— Да, опять, — нахмурилась я. — Виновата ли
я, что с тобой я забываю обо всем, даже о безопасности?
Он покачал головой: