— Дыхание к дыханию, сердце к сердцу, моё к твоему.
Дамиан скользнул в меня одним длинным движением бёдер.
Ощущение заставило меня изогнуться под ним, схватить Натэниела за руку так, что
остались следы ногтей. Мои бедра взметнулись вверх навстречу Дамиану так же
невольно, как лёгкие сделали следующий вдох.
Какой-то звук отвлёк моё внимание от Натэниела, и он донёсся
не сверху, а со стороны. Ричард отпрянул от нас, отполз, упёрся спиной в диван.
Не знаю, что я ожидала увидеть у него на лице — похоть, отвращение, гнев,
ревность, может быть, — но увидела страх. Такой мощный и неприкрытый, что
трудно было смотреть ему в глаза.
Дамиан схватил меня за лицо, повернул к себе.
— Я хочу, чтобы ты обо мне думала!
И начал медленно извлекать себя из меня. На миг я подумала, что
так сейчас и будет, но в душе знала, что ошибаюсь. Он приподнялся надо мной,
будто отжимаясь на руках, и, глядя прямо мне в глаза, пригвождая взглядом, как
тело его пригвоздило меня к полу, он сказал:
— Кровь от крови моей!
И засадил себя в меня до конца. Я вскрикнула под ним, и
Натэниел эхом повторил этот крик, стиснув мою руку. Лавандовые глаза ответили
на мой взгляд диким взглядом. Снова Дамиан тронул меня за лицо, но я
повернулась сама, ощутив, как выходит из меня его тело, услышав его шёпот:
— Плоть от плоти моей!
И тут же он снова соединил наши тела так тесно и так быстро,
как только мог. Натэниела свела судорога, я чувствовала его пульс, будто у меня
в руке билось второе сердце, но я смотрела только в лицо Дамиана, а он вышел из
меня почти до конца, и со словами:
— Дыхание к дыханию!
…вбил себя снова, и голос Натэниела эхом ответил моему
крику. Наконец до меня дошло, что Натэниел если и не полностью участвует, то
испытывает какое-то подобие того, что испытываю я. Дамиан извлёк себя снова,
наружу, наружу, пока…
— Сердце моё к твоему!
И вдвинул себя снова.
Он застыл надо мной, так глубоко во мне, как только мог
добраться, дыша резко и быстро. Судорога прокатилась по его телу от головы до
ног, и я содрогнулась вместе с ним. Натэниел застонал, вцепившись в мою руку,
будто это в его тело ввели такой зонд. И прозвучал голос Дамиана:
— Не делай этого больше. Ещё раз — и я не выдержу.
Он зарылся лицом мне в волосы, и другая судорога сотрясла
его тело и заставила меня забиться под ним, закричать, и это оно и было. Он
вдруг оказался надо мной, выгнувшись дугою, и втолкнулся в меня, глубоко,
сильно, и то ли от ощущения его в себе, то ли от взгляда на его лицо, на его
закрытые глаза и запрокинутую голову, на волосы, кровавым водопадом окружившие
бледное до свечения тело, но знание, что он всадился в меня до упора, сорвало с
моих губ крик. И голос Натэниела вторил мне, и наши руки сцепились в судороге,
ногти впились в чужую кожу. Я почувствовала, как бьётся об ковёр тело
Натэниела, как он кончил, и этот оргазм пробежал по моей руке и ушёл в Дамиана.
Была его очередь кричать, и тело его задёргалось, оставаясь во мне, и я не
могла не ответить на эти судороги. Как будто мы попали в нескончаемый цикл
наслаждения, когда разрядка одного тела вызывает разрядку другого, и наконец мы
рухнули на пол потной окровавленной грудой.
Дамиан засмеялся хрипло, прерывисто. И я чувствовала,
слышала, знала, что под вожделением крылась печаль, почти уверенность, что
никогда больше такого не будет, как только у меня в голове прояснится. И это
почему-то заставило меня вспомнить о том, о чем я забыла. Повернув голову, я
убедилась, что Ричард все ещё здесь, но на лице его не страх, а что-то вроде
удивления. В этот момент до меня дошло, что хотя Ричард и не ощущал всего, что
досталось Натэниелу, он вполне слышит, что у меня в голове происходит. Как мог
бы и Жан-Клод, но мысль Ричарда была куда яснее.
— Ты никогда ни с кем из них не трахалась!
И за этой мыслью тут же явилась другая: он-то полагал, что я
трахаюсь со всем, что у меня в доме живёт, как он сам в лупанарии.
Я валялась голая после публичного секса с мужчиной — или с
двумя, это как считать, — и ощущала себя вдруг такой высоконравственной!
Жуть какая-то.
Глава 18
Грегори подполз к нам на четвереньках, принюхиваясь. И
низким рычащим голосом произнёс:
— Я следующий.
Мне пришлось посмотреть через плечо, чтобы бросить на него
взгляд, которого он заслуживал, но, увидев его на четвереньках, посмотрев вдоль
его тела, я вдруг смутилась куда сильнее, чем до сих пор. Оборотни в
получеловеческом виде выглядят очень похоже на то, что в кино показывают, но с
одним существенным различием. У них есть гениталии, и как раз сейчас Грегори
был очень, очень рад здесь быть. И куда больше, чем его эрекция, смущало меня
то, что она возникла, когда он наблюдал наш с Дамианом секс. Почему-то, даже
если это и несправедливо, меня сердило, что Грегори насладился этим зрелищем.
— А ну назад, Грегори!
Мой голос прозвучал сурово, как я и хотела, хотя покраснела
я до корней волос.
Он улыбнулся по-кошачьи и действительно сдал назад — опустил
голову и пополз назад, показывая собственное унижение. Жест, свойственный более
волку, нежели леопарду, но оборотни в душе люди, и некоторые жесты лучше
воспринимаются нашими человеческими мозгами. Показать своё унижение, припав к
полу — один из этих жестов.
Дамиан смотрел на меня, и никогда ни у одного мужчины не
видала я такого выражения лица после секса. Он был печален, и я вспомнила взрыв
эмоций в конце. Скорбь, накрывшая наслаждение, как горький шоколад заливает
мороженое.
Но дело было не только в выражении его лица — я ощущала его
грусть. Ощущала не как свою, но как халат, пристающий к коже. Я все ещё была
сцеплена с ним эмоционально… гм… ладно, не только эмоционально. Я ощущала его
внутри себя, его вес все ещё прижимал нижнюю часть моего тела. Надо перестать
его касаться. И не только его.
Натэниел лежал рядом с нами, переплетя пальцы с моими. Боком
он прижимался ко мне, и наши тела соприкасались от плеча до бедра. Наверное, он
подлез поближе, когда Дамиан кончил. Наверное, я бы запомнила, если бы тело
Натэниела касалось меня во время акта. Ведь запомнила бы?
Лавандовые глаза смотрели вдаль, ничего не видя. Из его кожи
излучалось довольство. Довольство огромным тёплым океаном заполнило его, качало
его как вода, держало, ласкало. Может быть, я слишком долго смотрела, или он
ощутил, что мне все более неловко, потому что его глаза приобрели осмысленный
взгляд и совершенно перестали быть сонными. Он смотрел, будто предвкушая, будто
уже думал о следующем разе. Поскольку я не думала, что он даже первый раз уже
получил, это помогло мне прочистить мысли. Злость помогает.
— А ну, отодвинулись! — велела я.
Скорбь Дамиана пролилась на меня будто дождём. Натэниел
печален не был. Он сразу впал в панический страх, будто совершил ошибку.
