Грегори захохотал.
Ричард дёрнул его и оттащил чуть ли не к стенке.
— Я тебе сказал, чтобы ты к ним не лез!
— Ты сказал, чтобы я не лез к ней. Я и не лез.
— Оставь их всех в покое, — велел Ричард.
Грегори встал. В образе зверя он был не ниже Ричарда.
— Ты мне говоришь, что их я тоже не должен трогать?
— Именно. Мне тоже хочется, но я этого не делаю.
— А почему? — удивился Грегори.
— Потому что друзей не мучают, Грегори, — сказал с
порога Мика, вошедший вместе с последней подружкой Ричарда.
Она была примерно моего роста, темно-каштановые волосы до
плеч. Одета в светло-синюю юбку и белую блузку с синими цветочками. Сандалии и
тщательно отполированные ногти на ногах завершали убор. Она цеплялась двумя
руками за руку Мики. Обычно так висят только на своём парне. Оказалось, что
есть эмоция, которая пробивается у меня сквозь страх — это ревность. Какого
черта она на Мике виснет?
Она задрожала в дверях, глаза её разбежались, будто она
слышала что-то, неслышимое другим.
— Что это? — спросила она шёпотом.
— Страх, — ответил Грегори.
— А! — тихо сказала она и отодвинулась от Мики.
Подошла к нам, уставилась, потом отвернулась. Покраснела,
встретила взгляд Ричарда и покраснела сильнее.
Грегори подошёл к ней, навис своим звериным обликом.
— Тебе тоже хочется с ними поиграть?
Она снова посмотрела на нас, и глаза её уже не были человеческими.
Я этот фокус видала тысячу раз, но сейчас завопила. Завопила как туристка, а
Натэниел прижался ко мне, будто хотел вылезти с другой стороны. Дамиан лежал у
меня на коленях неподвижно, будто страх уже убил его.
— Уведи Клер, — сказал Ричард, и в его голосе
послышался первый едва заметный намёк на рычание. — Она слишком новенькая,
и если вызвать вот так её зверя, она кому-нибудь кровь пустит.
Я испустила тихий, беспомощный звук.
Мика взял Клер под руку и повёл к двери. Она не
сопротивлялась, просто ему приходилось слегка тянуть, а её звериные глаза на
хорошеньком личике смотрели на нас. Она уже не смущалась — ничего не осталось в
ней человеческого, чтобы смущаться наготой.
— Что с ними происходит? — спросил Мика.
— Первый мастер Дамиана пытается их убить, —
объяснил Ричард.
— Как?
Я не поняла, спрашивает он, как это случилось или как она
это пытается сделать.
— Напугав до смерти.
Мика почти уже довёл Клер до двери.
— Как ей можно помешать?
Ричард посмотрел на него:
— Если Анита станет на мне кормиться, а Жан-Клод
прискачет на выручку.
Рычащие нотки уже не слышались в его голосе, осталась только
усталость и что-то вроде мировой скорби, будто он слишком много видел, слишком
много сделал и больше уже ничего не хочет.
Мика и Ричард секунду посмотрели друг на друга, потом Мика
слегка кивнул.
— Сохрани всех в живых, — сказал он и вывел Клер в
двери.
Она ухватилась за косяк:
— Как они сладко пахнут!
Мика перебросил её через плечо, и это резкое движение
застало её врасплох. Она выпустила дверь, и Мика унёс её. Долетели только её
слова:
— Нет, нет, я хочу остаться!
Ричард попытался одной рукой расстегнуть джинсы, но это не
выходило.
— Грегори, мне нужна твоя помощь.
Леопард посмотрел на него:
— Хочешь потрахаться, раз есть шанс?
Ричард зарычал, я пискнула. Натэниел захныкал. Я умом
понимала, что это глупо. Что Ричард никогда не причинит мне вреда — в этом
смысле. Но у страха свой разум. Натэниел — леопард-оборотень, и он тоже был в
ужасе. Логики нет там, где есть страх.
— Если я перекинусь, штаны порвутся, а у меня в этом
доме уже нет сменной одежды.
— Я думал, ты лучше себя контролируешь, Ульфрик, —
пророкотал Грегори.
Ричард тоже приоткрыл клапан и выпустил злость наружу:
— Я на языке, в глотке ощущаю их страх, будто я уже проглотил
их! — заорал он.
Здоровой рукой он взялся за порванный перед футболки и
потянул — и вдруг оказался передо мной голый до пояса и с такими глазами, что я
бы и в нормальном состоянии испугалась. Дикий, свирепый взгляд, состоящий
наполовину из ненависти, наполовину из похоти. Ненависть и похоть в глазах
мужчины — не лучшее сочетание.
Ему стоило физического усилия отвернуться от меня и
посмотреть опять на Грегори.
— Ты почувствовал?
Ответом Грегори было низкое рычание, в ответ на которое
Натэниел снова заскулил.
— Помоги мне Бог, она боится увидеть меня голым, и мне
это, гаду, нравится. Мне нравится, что она меня боится, и я себя ненавижу за
то, что мне это нравится. Ardeur проснётся, но Бог один знает, что мы до того
натворим. С ней, с таким страхом, я не доверяю себе, Грегори. А что бы ни
случилось, я хочу иметь одежду, когда все кончится, потому что мне точно
захочется рвать отсюда когти к такой-то матери.
Одной рукой он расстегнул ремень и нажал на верхнюю кнопку
штанов. Кнопка расстегнулась, и он, все ещё придерживая штаны, сделал движение
рукой, и кнопки расстегнулись по всей линии. Штаны раскрылись, и все вывалилось
наружу. Либо на Ричарде не было белья, либо оно не могло его удержать.
Я столько раз видела Ричарда голым, что счёт потеряла. Вид
его обнажённого тела когда-то заводил меня, пугал в смысле
бог-ты-мой-как-же-такая-штука-влезет, заставлял ревновать, когда я потеряла
монополию, злиться, когда он говнился и пытался ткнуть меня мордой в тот факт, что
я все ещё считаю его красивым, но он уже не мой. Все эти эмоции, плюс
вожделение, но не страх. Никогда не было ощущения, что он физически намного
больше меня, намного сильнее, намного… он бы никогда не нанёс мне физического
вреда, и никогда раньше я его физически не боялась, но я боялась сейчас.
Боялась так, как полагалось бояться девственницам, когда их похищали белые
работорговцы. Боялась, что меня растерзают. Боялась этого тела внутри своего.
Боялась так, как никогда не боялась никого, кого люблю.
Я закрыла руками глаза как ребёнок. Если я его не вижу, он
меня не может тронуть. Глупо, глупо, но ничего я не могла с собой поделать.
Никак не могла изменить свои чувства. В глотке стал нарастать крик, крик,
ожидающий только прикосновения. Я знала, что сейчас заору, и ничего не могла
поделать.
Но он будто почувствовал, что сейчас вырвется крик, и не
тронул меня. Тыльной стороной рук я ощутила жар его лица, и тут же — жар его
дыхания. Если бы он до меня дотронулся, страх бы вылетел у меня изо рта, но он
не тронул меня — телом.
