— Я его спросила когда-то, не вампирский ли трюк — его
лицо и тело, и он сказал, что нет.
— Вампирские трюки — иллюзия, — сказал Ричард, —
а это, — он махнул рукой в сторону Дамиана, — реальность.
— Но Дамиан уже давно вампир. Если бы такие изменения
должны были произойти, это бы уже давно случилось.
— Я не из рода Бёлль, — сказал Дамиан.
Он ощупывал лицо самыми кончиками пальцев, будто так было
менее страшно.
— Но Анита из её рода, — сказал Ричард. —
Через связь с Жан-Клодом, она входит в линию Бёлль.
— Я же не вампир, — возразила я.
— Ты питаешься как вампир, — напомнил Ричард.
Наконец-то злость подняла свою мерзкую, но приятную на этот
раз голову. Если я разозлюсь, мне станет лучше, и не так меня будет волновать
присутствие Ричарда.
— Ты так же связан с Жан-Клодом, как и я. Только
случайно я не допустила к тебе ardeur, Ричард. В следующий раз, когда сложится
такая ситуация, может настать твой черёд.
— Я не умею исцелять сексом, а ты, кажется, умеешь.
— Ты вызывала мунина, когда была с Дамианом? —
спросила доктор Лилиан.
Я покачала головой.
— Не почувствовала, чтобы Райна была поблизости. А её
трудно пропустить.
Как далёкое эхо прозвучало у меня в голове, будто «призрак»
Райны сказал: рада, что ты заметила. Я тут же эту метафизическую дверь
захлопнула поплотнее, заперла и серебряную цепь повесила. Все это, конечно,
метафизически, метафорически, но притом и реально. Частично Райна живёт во мне,
и, похоже, что бы я ни делала, до конца мне от неё не избавиться. Могу её
контролировать в некоторых пределах, но не изгнать. Видит Бог, я пыталась.
— Если не Райна, то кто-то из вас умеет исцелять
сексом, — заключила доктор Лилиан вполне логически. Два плюс два — четыре.
Я, оказывается, уже трясла головой, и только потом это
заметила.
— Я этого не делала.
— Кто тогда? — спросил Ричард.
На его лице выразились гнев и надменность. В этом виде он
почему-то был красивее и недоступнее. Один из немногих случаев, когда я твёрдо
была уверена, что Ричард осознает, насколько он красив, когда достаточно злится
и хочет блеснуть и заставить страдать. Почему это от гнева люди становятся
красивыми? От ярости такого не бывает. Она тебя уродует, а небольшая злость только
придаёт пряности. Одна из жестокостей природы; а может быть — её способ
помешать нам убивать друг друга ещё чаще.
— Не знаю, но после секса он так не выглядел. Не таков
он был в ванной, когда проявилась Мор… та-кто-его-создала. И в холле он был не
таким, — я шагнула ближе к Ричарду, — и в спальне, — ещё
ближе, — и в гостиной.
Ещё шаг — и я оказалась с ним рядом, но все ещё видела его
лицо, не напрягаясь. Он на фут меня выше, так что есть трудности с ракурсом.
— И самым близким лицом к Жан-Клоду в этой комнате в
тот момент была не я.
Он посмотрел на меня своим безупречным профилем.
— Я к нему не подходил.
— Жан-Клод может знать ответ, — сказал Мика.
Он стоял за моей спиной, не слишком близко, но достаточно,
чтобы, если я решу сделать какую-нибудь глупость… интересно, он собрался бы
вмешаться?
— Мика прав, — заключила доктор Лилиан.
— Ага, Мика всегда прав, — сказал Ричард, и голос
его нёс эмоции, на которые даже намёка не было в словах. Первый реальный
признак ревности, который я у него увидела. Отчасти я этому обрадовалась, но в
тот миг, когда мелькнула первая искорка радости, я поняла, в чем дело. Мне
стало стыдно самой себя, а от этого я на себя разозлилась.
— Он почти всегда прав. — В голосе моем не звучала
злость. Нам нужны были ответы, а не припадки злобы. Я показала обеими руками: —
Позволишь подойти к телефону?
Он отодвинулся с несколько озадаченным видом. У меня
мелькнула мысль, не нарочно ли он провоцировал ссору, и если да, то зачем?
Ссориться свойственно больше мне, чем Ричарду… Потом. Об этом потом подумаем.
Я уже взялась за трубку, когда телефон зазвонил, и я
вздрогнула:
— А, черт!
Наверное, мой голос прозвучал не слишком приветливо, потому
что Жан-Клод спросил:
— А теперь что случилось, ma petite?
Я была так рада, что это звонит он, что забыла злиться.
— Ты понятия не имеешь, как я рада тебя слышать.
— Я слышу в твоём голосе облегчение, ma petite. И ещё
раз спрашиваю: что случилось на этот раз?
— Откуда ты знаешь, что что-то случилось? —
спросила я, уже становясь подозрительной.
— Я почувствовал, как мастер Дамиана отшатнулась от
твоих и Ричарда эмоций. Только вы двое такую простую вещь, как вожделение,
можете превратить в нечто столь… — он, видно, искал слово, и наконец выбрал:
-…обескураживающее.
— Ты не с той третью триумвирата беседуешь, Жан-Клод. Я
могу дать ему трубку, и можете обсуждать с ним.
— Non, non, ma petite. Расскажи мне, что там
происходит.
— А ты не можешь прочесть мои мысли? Тут вроде у всех
получается.
— Ma petite, у нас есть время ребячиться?
— Нет, — мрачно буркнула я, — но Ричард мне
сказал, что некоторые вампиры линии Бёлль со временем становились красивее. Это
так?
— Превращение из человека в вампира может повлечь
небольшие изменения внешности. Это редкость даже в линии Бёлль, но, oui, это
случается.
— Так что ты когда-то не был красивым.
— Как я уже говорил нашему любознательному Ричарду, я
не знаю. Многие обращались со мной так, будто я красив, но у меня нет портретов
моего прежнего лица. Узнать теперь, после нескольких веков, у меня нет
возможности. Бёлль никогда особенно не муссировала эту тему, потому что
радовалась ложным слухам, будто её прикосновение делает красивым всех. Если бы
она особо носилась с теми, кто действительно стал красивее, это бы омрачило её
легенду. А ты её видела, ma petite, и ты знаешь, что своей легендой она
дорожит.
Я поёжилась. Я действительно встречалась с Бёлль —
опосредованно, через одного-двух ею одержимых. Она внушает страх, и не только
своей силой. Она страшна недостатками своего характера, слепотой ко всему, чего
не понимает, например: к любви, дружбе, преданности — в отличие от рабства.
Между последними двумя понятиями она разницы не видит.
— Ну, да, Бёлль так любит свою легенду, что начинает в
неё верить.
— Пусть будет так, ma petite, но из-за этого очень
трудно выяснить истину при её дворе.
— Ладно, так мы никогда не узнаем, действительно ли вы
с Ашером были так красивы.
