Я попыталась быть честной с ним и с собой.
— Я люблю, когда твоя шея у меня в зубах. Я бы с
удовольствием всадила тебе зубы в мякоть и сжала бы, пока не испугалась бы тебя
поранить. — Сама почувствовала, как краска бросилась мне в лицо, и
пришлось зажмуриться, чтобы договорить. — Я люблю, когда ты у меня в
зубах, люблю оставлять на тебе засосы, но я не была готова это признать. Мне и
сейчас от этого неловко, но не потому, что это ты, а потому что это мне кажется
таким… таким… не знаю…
— Извращением, — подсказал Грегори.
Я открыла глаза и посмотрела на него весьма неприветливо.
— Грегори, не подсказывай, а?
— Извини.
— Ты сейчас всерьёз говорила? — спросил Натэниел
странно пустым голосом, будто очень старался не поддаться ни гневу, ни надежде.
Я посмотрела ему в лицо, и даже выражение глаз было у него
осторожным. Неприятно было смотреть, как он закаменел, будто боялся, что,
прояви он излишний энтузиазм, я сбегу. Беда в том, что это может быть правдой.
До меня дошло, что я в своём варианте делаю то же, что делал Ричард. Я так же
пыталась убежать от себя, как и он, но если бы меня не вёл ardeur, у меня могло
бы и получиться. Если бы я только могла притвориться так же удачно, как Ричард,
то получилось бы. В этом я хотя бы могла самой себе сознаться. Ardeur сделал
бегство невозможным. Но это ardeur, с ним потом. Сейчас речь идёт о Натэниеле и
обо мне, о нашем уютном домашнем очаге.
Я слишком долго медлила с ответом. Глаза Натэниела
наполнились скорбью, и он отвернулся. А, черт! Я схватила его ладонями за щеки,
приподнялась на цыпочки, компенсируя трехдюймовую разницу в росте. От
неожиданности он пошатнулся, прислонился к шкафу. Я прилипла к нему и
поцеловала. Поцеловала так, будто съесть хотела, вцепилась зубами в красивые
губы и прикусила — не так, чтобы остался след, но так, что он тихо пискнул. Я
отодвинулась чуть-чуть, чтобы видеть его, пусть и расплывчато. Он так вцепился
руками в шкаф за спиной, что они побелели. Как будто действительно боялся
рухнуть.
Я сама дышала слегка прерывисто, и голос мой прозвучал тоже
прерывисто:
— И никакой метафизической дури. Только ты, и только я.
Он закрыл глаза, и дрожь пробежала по нему от макушки до
пят. Он покачнулся, и не поймай я его за талию, мог бы упасть. Руки его
обхватили меня, он положил голову мне на плечо. Не то чтобы сознание потерял,
но обмяк в моих объятиях. Я поняла, что он полностью пассивен, поняла, что могу
делать с ним, что захочу. И эта мысль меня не возбудила, а испугала. У меня
достаточно хлопот управлять своей жизнью, чтобы ещё командовать чужой. Но свои
сомнения я оставила при себе — у него и собственных хватает.
— Обещай, — сказал он. — Обещай сегодня
оставить на мне метку.
Терпеть не могу слова на букву «О».
— Обещаю, — шепнула я в ванильное тепло волос.
Он так глубоко вздохнул, что его грудь проехалась туда-сюда
по моей одетой. Тело моё среагировало, хотела я того или нет, и соски набрякли.
Он отодвинулся глянуть мне в лицо, и глаза его были на сто
процентов глазами самца, а у меня краска в лицо бросилась. Пульс забился в
горле. Он был подчинённый, но в глубине его таилось нечто очень опасное, и
сейчас оно было в его глазах — это обещание катастрофы.
— Приезжай сегодня в клуб посмотреть моё выступление.
Пожалуйста.
Я покачала головой:
— Я сегодня работаю.
— Пожалуйста, — повторил он.
Это «пожалуйста» было не только в голосе, оно заполнило его
глаза. Он хотел, чтобы я видела его на сцене, окружённого криками оголтелых
фанаток. Может быть, он хотел мне показать, что пусть я его не хочу, есть
такие, которые хотят. Что ж, я заслужила, чтобы меня ткнули мордой.
— Когда ты выступаешь?
Он назвал время.
— Я смогу посмотреть часть, быть может, но вряд ли
полностью.
Он меня поцеловал — крепко и как-то странно целомудренно, а
потом прыгнул к двери.
— Мне надо посмотреть, готов ли мой костюм.
У двери он повернулся с полным энтузиазма лицом:
— А если я стану мохнатым, ты мне все равно оставишь
метку?
— Я с мохнатыми не имею дела, — сказала я.
Он надул губы, как избалованный ребёнок.
— Слушай, ты жуть до чего назойлив, тебе это говорили?
Он улыбнулся.
— Я с мохнатыми не тискаюсь, — повторила я.
— Но если я не буду мохнатым, тогда да?
Что-то в его голосе было мне подозрительно, но я кивнула:
— Да.
Он исчез в сумраке гостиной.
— Увидимся в клубе!
Я заорала ему вслед:
— Если будет ещё одно убийство, все отменяется!
Расследование убийства имеет приоритет перед выступлением моих бойфрендов в
стриптизе!
Опять это слово само выскочило — бойфренд.
На лестнице ещё звучал смех Натэниела. Он мне напомнил ещё
одного мужчину моей жизни, который сегодня утром тоже ушёл со смехом. Чертовски
я сегодня всех веселю.
Глава 27
Поцелуй Мики ещё не остыл у меня на губах, когда Ронни
позвонила в дверь. Бессонная ночь наконец достала Мику, и он пошёл спать. Кроме
того, Ронни совершенно не нужна была публика.
Она разглядывала дверь, когда я её с трудом отворила.
— Что тут случилось?
Я стала искать сокращённый вариант, не нашла и ответила:
— Давай сначала кофе выпьем.
У неё брови поползли вверх, но больше под тёмными очками
ничего не было видно. Ронни пожала плечами. Был на ней коричневый кожаный
жакет, её любимый в последнее время. Сейчас она его застегнула наполовину, и
виднелся оттуда свитер грубой вязки.
Я постаралась не нахмуриться. На улице должно было быть
градусов семьдесят
[1]
. Закрыв дверь, я спросила:
— Там холодно?
Она ссутулилась:
— Мне с самой этой свадьбы холодно, никак не согреюсь.
Я не стала говорить, что у оборотней температура тела обычно
выше, чем у людей, и тепло, которого ей не хватает, носит имя Луи. Не сказала
потому что это было бы слишком очевидно и слишком жестоко.
Она прошла через затемнённую гостиную к открытым дверям кухни.
Когда я буду точно знать, что Дамиан лёг на дневной отдых, тогда я и открою
шторы. В кухне Ронни неуверенно остановилась:
— А где все?
— Мике пришлось пойти спать, Грегори и Натэниел
наверху, возятся с костюмами для работы. Что-то там с кожаными ремнями у них.
