Она засмеялась:
— Наверное, я слишком часто это рассказывала.
— Это было приключение на одну ночь, а наутро он исчез,
пока ты ещё спала. Ты пыталась его найти, но он назвался вымышленным именем, и
ничего не вышло. Такого оскорбления никакой секс не загладит.
— Так мог бы сказать человек, никогда не имевший
приключения на одну ночь.
Моя очередь была пожать плечами:
— Не могу сказать о себе, что у меня такое было.
— Тогда ты даже не знаешь, что упустила.
Я не стала спорить. За много лет мы привыкли, что у нас разные
взгляды на мужчин, секс и отношения.
— Пусть так, но тогда Луи — это лучший из тех, с кем
секс повторялся.
Она на миг задумалась, потом кивнула.
— С этим я согласна. Самый лучший регулярный секс в
моей жизни.
— И как ты будешь себя чувствовать без него?
— Недотраханной, — ответила она и рассмеялась, но
я не подхватила её смех, и она погрустнела. — Анита, не надо такой
серьёзности. Мне нужен друг, который мне просто скажет, что семейная жизнь — не
для меня, и что вполне можно его выкинуть к черту, раз он ставит ультиматумы.
— Если ты не любишь Луи, то брось его, но я не была бы
твоим другом, если бы не спросила: это ты его не любишь, или просто боишься
позволить себе полюбить вообще?
Она посмотрела на меня мрачно:
— Ага, и я помру в одиночестве, окружённая кучей кошек
и пистолетов.
— Я немножко о другом: может, сходить к психоаналитику
было бы не так уж глупо.
Она посмотрела на меня в радостном изумлении.
— И это мне говоришь ты? Я думала, ты терпеть не можешь
всех этих психоаналитиков, стоящих на кладбище и расспрашивающих твоих
клиентов, как они себя чувствуют, когда давно умершие родители, обижавшие их,
вдруг поднимаются из могилы. Ну и кошмар!
— Среди них есть нормальные специалисты, Ронни. Просто
на работе мне они редко попадаются.
— И ты по секрету от меня ходишь к психоаналитику?
Я подумала и ответила так:
— Знаешь, я сама недавно поняла, что к Марианне я пошла
не только научиться управлять своими парапсихическими способностями. В
Нью-Йорке люди ходят к ведьмам вместо психоаналитиков. Я просто решила
опередить моду.
— А кого ты знаешь в Нью-Йорке?
— Одну женщину, аниматора и истребительницу вампиров.
Она говорила, что когда идёшь к психоаналитику-ведьме, экономишь время на
пересказ всякой магии и экстрасенсорики, потому что они сами это знают. У неё
были те же проблемы, что у меня, когда я ходила к священнику или обычному
психоаналитику. Понимаешь, лет в тринадцать отец водил меня к такому.
Психоаналитик пытался решить мои наболевшие вопросы насчёт смерти матери и
повторного брака отца, но не хотел верить, что я поднимаю мёртвых случайно. Он
мне постоянно говорил, что я это делаю специально, назло Джудит и отцу.
— Ты никогда этого не рассказывала.
— Только когда этот психоаналитик сказал отцу, что во
мне есть «зло», тогда отец обратился к бабуле Флорес, и наконец-то хоть кто-то
мог понять, что со мной происходит.
— Так ты понимала, начиная с Марианной, что это
психотерапия?
— Нет, конечно. В то время я бы ни за что на это не
пошла.
Она улыбнулась:
— Вот это та Анита, что все мы знаем и любим.
Я улыбнулась в ответ:
— Даже сейчас я ворчу, когда приходится это признавать,
и ты единственная, кому я сказала, хотя Мика, думаю, тоже догадывается. Со мной
легче становится жить — кто-то же должен был постараться.
— Так оно помогает? — спросила она.
Я кивнула.
— И ты думаешь, мне стоит поехать в Теннеси?
— Можно поискать поближе к дому. У тебя же не те
проблемы, что у меня. Психотерапевт не скажет тебе, что ты неправильная, или в
тебе зло, или вообще тебе не поверит.
— Ты хочешь сказать, что мои проблемы — обыденны?
— Если они не в том, что Луи раз в месяц покрывается
шерстью, то да.
Она нахмурилась и подтащила к себе чашку.
— Не совсем. То есть, я видела всю картину, и с
животными я не сплю. Это его устраивает, поскольку не оборотни, как правило,
именно здесь проводят черту в отношениях со своими спутниками жизни. Ты знаешь,
что при сексе в образе животного это может передаваться, если секс грубый и
жидкости затекают в царапины.
Она это сказала, будто читала учебник, или предупреждала
меня, не подумав.
— Я знаю.
— Ох, прости, ты же у нас эксперт, а не я.
И снова ниточка жёлчи в голосе. Когда она впервые на меня
разозлилась? Насколько давно?
— Нет, Ронни, ты правильно делаешь. Имеет смысл это
говорить человеку, который встречается с лунарно ограниченными.
Она уставилась на меня:
— Ты сказала «лунарно ограниченными»?
Я кивнула:
— Последняя политкорректная формулировка.
— С каких пор ты стала политкорректной?
— С тех пор, как услышала эту фразу и прикололась над
ней до чёртиков.
Я все ещё стояла, прислоняясь к шкафу, потому что в Ронни я
видела больше злости, чем могла бы объяснить. Злость из-за вампиров была мне
понятна, но с проблемами насчёт допуска мужчин в свою жизнь разобраться было
труднее.
— «Лунарно ограниченные» — надо будет Луи сказать. Он
обхохочется… — Она осеклась, лицо её потухло, будто на неё навалилась давящая
тяжесть. — Анита, что мне, к чёртовой матери, делать?
— Не знаю.
Я снова села за стол и погладила её по руке. Будь на её
месте Кэтрин, она бы прильнула ко мне, ища поддержки, но у Ронни моё отношение
к телесной близости, и она особо не обнимается. Да, моё отношение к телесной
близости, за исключением секса. Я никогда не понимала, как можно быть не против
траха, если ты не позволяешь кому-то даже обнять тебя в утешение, но у каждого
свои понятия.
— Я не хочу, чтобы он совсем уходил из моей жизни, но я
не готова выходить замуж. Может, никогда не буду готова. — Она подняла на
меня глаза, и в них было страдание. — Он хочет детей. Он сказал, что он
счастлив, что я не оборотень, и у нас могут быть дети. Анита, я не хочу детей.
Я стиснула её руку, не зная, что сказать.
— Я частный детектив, и мне тридцать лет. Если мы
поженимся, придётся думать о детях сразу. Я не готова!
— А ты вообще хочешь детей? — спросила я.
Она покачала головой:
