— Ничего, и это и есть не так.
Даже для меня это прозвучало бессмыслицей, но все равно было
правдой. Так я чувствовала.
Он улыбнулся мне отчасти озадаченно, отчасти иронически,
отчасти самоосудительно, и отчасти ещё как-то. Ничего счастливого в этой улыбке
не было. Иногда он прибегал к этой улыбке, и я все ещё не понимала её, но
знала, что он использует её все реже и реже, и только тогда, когда я бываю
глупой. И хотя я знала, что веду себя глупо, но ничего не могла поделать. Он
был слишком совершенен, и я не могла в этом не копаться. Слишком хорошо
складывались наши отношения, и я не могла не пытаться узнать, могу ли я
поломать их. Не поломать, на самом деле, просто проверить, насколько их можно
согнуть. Должна была их испытать, потому что что толку в том, чего нельзя
испытать? Да нет, черт, не так. На самом деле, если бы я дала себе волю, я была
бы с Микой счастлива, и это начинало меня доставать.
Я склонила голову ему на грудь.
— Извини, Мика. Я просто устала и ворчу.
Он отвёл меня чуть в сторону с танцпола, хотя мы и не
танцевали.
— В чем дело?
Я пыталась объяснить ему, в чем дело. Я за что-то на нем
пытаюсь отыграться, но за что? И тут до меня дошло — частично.
— Я совершенно спокойно смотрела на убитую женщину. И
ничего не чувствовала.
— Тебе надо отстраняться от собственных эмоций, иначе
ты не сможешь работать.
Я кивнула:
— Да, но когда-то это требовало от меня усилий. А
теперь нет.
Он посмотрел на меня, наморщив лоб, глаза его внимательно
глядели поверх чуть сдвинутых очков.
— И это тебя беспокоит. Почему?
— Только социопаты и психи могут смотреть на погибших
насильственной смертью и ничего не чувствовать.
Он прижал меня к себе — внезапно, сильно, но тщательно
прижимался не всем телом. Так обнимают друга в беде. Может быть, чуть сильнее,
чуть интимнее, но не намного. Он всегда будто знал, что именно мне надо, и
когда оно мне надо. Раз мы не влюблены, то как он это делает? Черт побери, у
меня бывала любовь с мужчинами, которые и близко так не понимали, что мне
нужно.
— Ты не социопат, Анита. Ты просто отрезала часть
своего существа, чтобы делать свою работу. Ты однажды сказала — это цена,
которую ты платишь.
Я охватила его руками, прижалась крепко, упёрлась лбом в
изгиб его шеи, потёрлась лицом о невероятную гладкость кожи.
— Я пытаюсь больше ничего от себя не потерять, но вроде
бы уже не могу остановиться. Я сегодня ничего не ощущала — кроме вины за то,
что ничего не ощущаю. Разве это не ненормально?
Он продолжал меня обнимать:
— Ненормально только если ты считаешь это ненормальным,
Анита.
Эти слова заставили меня отодвинуться, чтобы заглянуть ему в
лицо.
— Что это значит?
Он нежно тронул моё лицо:
— Это значит, что раз ты живёшь и можешь делать свою
работу, то все окей.
Я сдвинула брови, потом рассмеялась, снова нахмурилась.
— Не уверена, что любой психотерапевт с тобой
согласится.
— Я одно знаю: с тех пор, как я тебя встретил, мне
стало надёжно, счастливо и лучше, чем было многие годы.
— Надёжно, ты говоришь. Забавно. Я думаю, так бы и
Натэниел сказал: сперва надёжно, потом уже счастливо.
— Пусть я твой Нимир-Радж и сам доминант, но я, Анита,
много лет провёл во власти Химеры. Вот он был и псих, и социопат. Я видел
настоящего психа и социопата, Анита, и ты близко ни на то, ни на другое не
похожа. — При этих словах он улыбнулся и чуть дёрнул головой — старый
жест, от которого он почти избавился. На миг он повернулся в профиль, и
поскольку настроение у меня было сегодня пытливое, я задала вопрос, который уже
много недель вертела в голове.
Я провела пальцем по его переносице.
— Когда мы с тобой впервые встретились, у тебя нос
выглядел так, будто он серьёзно сломан. Я предположила, что это случилось
тогда, когда ты был человеком, но ведь сейчас он выпрямляется?
— Да, — ответил он, довольно тихо.
Улыбки уже не было, даже смущённой. Лицо его замкнулось. Я
начала понимать, что так он выглядит, когда печален. Я видела Химеру, я, черт
побери, его убила. Таких психов я в жизни встречала мало. И это при том, что в
моем списке имеются самодовольные кандидаты в боги и мастера вампиров возрастом
в несколько тысячелетий, не говоря уже про оборотней, которые были сексуальными
садистами и сексуальными хищниками в самом прямом смысле этого слова. И то, что
Химера попал в первые строчки этого списка психованных гадов, кое-что говорит о
том, каким он был. Не могла я себе представить, каково это — быть в его власти
достаточно долго. Мне и несколько часов не очень понравились. Мика и его пард
были во власти Химеры много лет. Я избегала этой темы, потому что для них она
была весьма болезненной, особенно для Мики. Но сегодня, по очень многим
причинам, мне надо было знать. Надо было — почти — причинить ему какую-то боль.
Мерзко, но правда.
Иногда ты борешься с тем, какой ты есть, а иногда сдаёшься.
А иногда, когда устаёшь бороться с собой, начинаешь бороться с кем-нибудь
другим.
Глава 6
Мы оказались на дальнем конце парковки, где выстроились
высокой тонкой шеренгой деревья. Быстрорастущие клёны, с жёлтыми листьями,
танцующими на октябрьском ветру. Волосы я туго заплела французской косой, и
ветер мало что мог с ними сделать, но у Мики волосы летали вокруг лица тёмным
густым облаком. Он снял очки, и от уличных фонарей глаза у него были совсем
жёлтые, даже вопреки надетой на нем зеленой рубашке, и они отражали свет не
так, как отражали бы его глаза человека.
Прохладный ветер нёс сухой аромат осени. Что мне хотелось —
взять Мику за руку и пойти в ночь, дойти до леса. Я хотела войти в темноту, и
чтобы ветер понёс нас туда, куда он хочет. Плохое настроение будто унесло
прохладным ночным ветром, а может быть, дело было в том, что я смотрела на
Мику, на его лицо, почти скрытое облаком его волос. Как бы там ни было, а
собачиться мне больше не хотелось.
— Ты права, у меня нос заживает.
В его голосе слышалась нотка горького смеха. И тон был
подстать его непонятной улыбке.
Я тронула его за руку:
— Если тебе трудно про это, то не надо.
Он покачал головой и схватился рукой за волосы, нетерпеливо,
сердито, будто злился на них, что лезут в лицо. Я подумала, что он может
злиться и на меня, но не стала спрашивать. Если да, то я не хотела знать.
— Да нет, ты спросила, и я отвечу.
Я убрала руку, не мешая ему говорить, не мешая открыть
мешок, который я так хотела открыть только минуту назад. Сейчас я только хотела
стереть с его лица это выражение.
