Ашер золотым видением выскользнул из черноты, но он не плыл
за Жан-Клодом — он спешил. Мюзетт еще не готова была поверить, что Ашер
полностью наш. Поскольку я тоже не была в этом уверена на сто процентов, она
вполне могла бы учуять мою ложь, хотя это и не была ложь в строгом смысле
слова. Не надо было мне ни на миг оставлять Ашера наедине с собой, но я устала.
Устала от вампирской политики. Устала от копания в проблемах, которые не я создала
и которых до конца не понимала.
— Ma petite, наши гости тебя просят.
— Не сомневаюсь!
Жан-Клод моргнул долгим изящным движением, которое обычно
делал, когда пытался понять, что я хочу сказать с помощью жаргонных слов. Я
привыкла думать, что так он демонстрировал свои невозможно длинные ресницы, но
он умеет сделать чарующим жест, который у другого просто бы раздражал.
— Мюзетт действительно о тебе спрашивает, — сказал
Ашер и передразнил ее: — Где твоя новая возлюбленная? Она тебя так быстро
бросила? — Его светло-синие глаза блеснули белками, выдав близость
панического страха.
— Не похоже на тебя — отвлекаться на размышления в
таких важных и потенциально опасных случаях. В чем дело, ma petite?
— Даже не знаю. За мной следит международный террорист,
в город снова заявился Совет вампиров, предстоит вечер такой ядовитой болтовни,
какой мне слышать не доводилось, Ашер верен себе в своей неуравновешенности, у
моего друга-полисмена, с которым я привыкла работать, нервный срыв, в моем
городе бродит на свободе серийный убийца-вервольф... ах да, еще что Ричард со
своими волками пока не приехал, и по телефонам у них никто не отвечает. Выбери
сам.
Я знала, что улыбку на моем лице нельзя было бы назвать
приятной. Она скорее была вызывающей и говорила: так почему бы мне не
нервничать?
— Я не думаю, чтобы с Ричардом что-нибудь случилось, ma
petite.
— Нет, ты боишься, что он взял отпуск на весь этот
долгий вечер. Мы из-за этого будем выглядеть чертовски слабыми.
— Дамиан летает почти не хуже меня, — сказал
Ашер. — Он их найдет, если они близко.
— А если нет? Ричард закрылся так плотно, что ни я, ни
Жан-Клод не можем с ним связаться. Обычно он не делает этого без причины, а
причина обычно в том, что он злится по пустякам.
Ашер вздохнул:
— Не знаю, что сказать про твоего царя волков, но я
знаю, что он не единственная у нас проблема. — Он посмотрел на меня, и на
этом красивом лице собралась упрямая складка. — И я вполне уравновешен.
Я не стала с ним спорить. Ашер неуравновешен, склонен к
срывам, и ничего тут не сделаешь.
— Ладно, но наша проблема в том, что Мюзетт умеет чуять
ложь. Она меня спросит, мой ли ты, я скажу «да», и она мне не поверит. Не
поверит потому, что я не до конца верю в это сама. Ты не полностью мой. Еще все
слишком ново, чтобы я ощутила это по-настоящему, и она учует. Она загоняла меня
в угол, выискивая новый способ спросить, трахаюсь ли я с тобой, и почти
загнала.
Я покачала головой и не ощутила привычного касания волос к
коже. Потрогав голую шею, я почувствовала свою уязвимость.
— Если это у тебя только на то время, пока они у нас,
то я понимаю, — сказал Ашер.
— Нет, черт побери, нет! Это потому, что мы с тобой не
совокупились.
Ашер поглядел на меня, поднял глаза на Жан-Клода.
— В этом она очень американка. Если вы не совокупились,
значит, секса у вас не было. Очень американская точка зрения.
— Я залил ей всю спину семенем, и это не считается?
Я покраснела так внезапно, что голова закружилась.
— Послушайте, нельзя ли сменить тему?
Жан-Клод тронул меня за плечо, и я отдернулась. Мне отчаянно
нужно было, чтобы кто-нибудь меня обнял в утешение, и потому я не могла, чтобы
это был он. Понимаю, что звучит бессмысленно, но все равно правда.
Я прекратила уговаривать себя не быть собой и попыталась
действовать с тем, что есть. Да, я — путаница противоречий. А разве не каждый
таков? Хотя, надо признать, у меня это на волосок больше проявляется.
Я отошла от него, от них обоих, но при этом еще и от огней,
ближе к поджидающим озерам темноты. И я спросила, не оборачиваясь, будто не
решаясь повернуться к темноте спиной:
— А почему тут тарелки на полу?
Жан-Клод пододвинулся ко мне, грациозно вышагивая в своих
изумительных сапогах, развевая полы камзола, блестя вышивкой в свете газа.
Синяя рубашка будто выплывала из тьмы, выделяя его лицо к моему почти
болезненному вниманию, подчеркивая его истинную красоту. Конечно, он на этот
эффект и рассчитывал.
Казалось, голос его заполняет пещеру теплым шепотом:
— Не тревожься, ma petite.
— Перестань, — сказала я и тут заметила, что
повернулась спиной к темноте. Повернулась лицом к Жан-Клоду, как подсолнух к
солнцу, повернулась, потому что не могла на него не смотреть. Дело было не в
вампирских приемах, а в его воздействии на меня. Он почти всегда производил на
меня такое действие.
— Что перестать? — спросил все тем же голосом —
теплым и мирным, как пушистое одеяло.
— Действовать на меня голосом. Я тебе не туристка,
которую надо умасливать красивыми словами и подходами.
Он улыбнулся и слегка поклонился.
— Non, но ты нервничаешь, как туристка. Не похоже на
тебя — быть такой... нервозной.
Улыбка исчезла, сменившись слегка нахмуренными бровями.
Я потерла руками плечи, сожалея, что на них шелк и бархат.
Мне надо было коснуться собственной кожи — своими руками. В пещере было
прохладно, и длинные рукава были нужны, но больше нужен был контакт с кожей.
Я взглянула на громоздящийся наверху свод, и оттуда будто
давила темнота, нависая над светом газа, стискивая края световых пятен, как
темная ладонь.
— Темно, — сказала я наконец, вздохнув.
Жан-Клод встал рядом. Он не потянулся ко мне, потому что я
бы сразу отодвинулась — я научила его осторожности. Он глянул на потолок, потом
снова мне в лицо.
— И что из этого, ma petite?
Я покачала головой и попыталась выразить это словами,
обнимая себя за плечи, будто так могла удержать тепло. На мне был крест.
Серебряная цепь спускалась по шее в щедрую природную ложбину, открытую низким
вырезом платья. Сам крест был закрыт черной ленточкой, чтобы не выпал, когда не
надо. После недавних визитов Белль и Милейшей Мамочки я не собиралась никуда
выходить без освященного предмета. Не знаю, что мог значить секс с Жан-Клодом
или любым вампиром, но пока что я не думала, что какой бы то ни было секс стоит
такого риска.
Жан-Клод осторожно тронул меня за руку. Я вздрогнула, но не
отодвинулась. Он воспринял это как поощрение — все, кроме открытого отказа, он
воспринимал именно так. И он подвинулся ко мне, положил свои руки на мои,
которыми я все еще обнимала себя за плечи.
