На ее сомнения ответил Жан-Клод:
— Ты можешь призывать почти всех больших кошек, но не
можешь призвать тех кошек, что отвечают Мастеру зверей.
— Падма сидит в Совете, а ты — один из моих детей. То,
что я не могу взять принадлежащее члену Совета, — в порядке вещей. Но
чтобы один из моих детей мог не позволить мне завладеть тем, что принадлежит
ему, — невозможно.
— Наверное, — согласился Жан-Клод и встал.
Он протянул руки и Мике, и мне. Обычно я встаю сама, но
сегодня я была в длинной юбке, на высоких каблуках и сейчас только что
исполнила что-то вроде метафизического секса на публике. Мы оба взяли
протянутые нам руки, и Жан-Клод поднял нас на ноги. Дамиан все еще держался
жертвой хваткой за мою вторую руку, но остался стоять на коленях, с блуждающими
глазами, будто поток силы выбил его из колеи больше, чем нас. Он был среди нас
один, кто не был ни мастером, ни каким-нибудь альфой. Я помогла ему сесть и
прислониться к моим ногам, но не стала ставить его на ноги. К этому, мне
казалось, он еще был не готов.
— По американским меркам, — сказал
Жан-Клод, — это не считается сексом.
Белль рассмеялась, и этот звук все еще щекотал мне кожу, но
как-то отдаленно. Либо мы слишком отупели, либо слишком хорошо защитились от ее
прикосновения.
— Американцы не считают это сексом? Абсурд!
— Возможно, но так и есть. Но мы с тобой считаем это
сексом?
— О да! В достаточной степени, чтобы меня развлечь.
Я почти ощутила, как улыбается Жан-Клод. Мне даже видеть его
не надо было.
— Веришь ли ты, что именно это и еще большее мы делали
с Ашером?
Она смотрела на него, и ее гнев хлестнул по комнате как
ветер с озер ада.
— Меня не так легко обойти. — Она показала на двух
убитых вампиров. — Ты понятия не имеешь, чего лишила меня твоя слуга. Это
были не просто вампиры.
— Они были ликантропы, — сказала я.
Белль повернулась ко мне, переполненная сейчас больше
интересом, чем гневом. Ее всегда больше интересовало приобрести власть, чем
свести счеты, хотя, если одно другому не мешало, она в обоих этих делах была
лучшей в мире.
— Как ты это узнала?
— Я ощутила их зверей и ощутила сегодня днем зверя
Милейшей Мамочки.
— Милейшей Мамочки?
Как-то под этой пылающей силой она смогла проявить
недоумение.
— Милосердной Тьмы, — пояснил Жан-Клод.
— Я чувствовала, как она ворочается во сне,
Белль, — сказала я. — Мать Всей Тьмы просыпается, и вот почему ее
дети, как ты их называешь, пришли наконец на чей-то зов.
— Я их вызвала.
— Ты можешь вызывать всех больших кошек, а они, помимо
прочего, еще и большие кошки. Я готова ручаться, что Мастер зверей тоже их мог
бы вызвать, если бы попытался.
На миг мне казалось, что сейчас она топнет на меня ножкой.
— Они пришли на мой зов, ни на чей больше.
— И тебя не тревожит, что просыпаются дети тьмы? Не
пугает?
— Я долго и усердно накапливала нужную силу, чтобы
разбудить детей тьмы.
Я покачала головой:
— Ты ее ощутила сегодня, Белль. Как ты могла там стоять
и не понимать, что это не твоя сила выходит на новый уровень, а ее сила
пробуждается?
Белль Морт покачала головой.
— Non, ma petite. Ты хочешь удержать меня от мести. Я
никогда не забываю оскорблений и всегда заставляю платить за них полную цену.
Она пошла к нам, и пылающий край силы захлестнул край моих
пышных юбок, но на этот раз дыхание у меня не перехватило. Сила была, она
ползла у меня по коже колоннами насекомых, но она не соблазняла, и ничего
особенного в ней не было. Мы только что столько силы через себя пропустили, что
ничего не осталось для игр и развлечений.
Она провела рукой над грудью Мики, и тело его напряглось, но
это был совсем не тот эффект, на который рассчитывала она. Она коснулась лица
Жан-Клода, и он не стал ей мешать.
— Восхитительно, как всегда, Белль.
— Нет, не как всегда, — возразила она. И
повернулась ко мне.
Я не хотела, чтобы она меня трогала, но знала, что сейчас
могу ей это позволить. Она не присутствовала здесь во плоти, по-настоящему, и
это ограничивало ее силу. Умом я это знала, но холодный и жесткий страх,
свернувшийся под ложечкой, твердил свое. Я заставила себя стоять спокойно, пока
светящаяся рука тянулась к моему лицу. Она не обжигала в буквальном смысле
слова, но была горячей, и из нее текла сила, разбегающаяся по моему телу, как
кипяток. Я задрожала, мне хотелось отодвинуться, но было вполне терпимо. Я
могла остаться стоять. Мне не надо было бежать.
Она убрала руку, и осталось ощущение дрожащей силы между
этой рукой и мной. Белль отерла руку о юбку — юбку Мюзетт. Интересно, Мюзетт
еще здесь? И знает ли она, что происходит? Или ее нет, и она появится лишь
когда Белль уйдет?
Она повернулась к Дамиану. Он прижался ко мне поплотнее, как
собака, которая боится удара, но не побежал. Белль тронула его за лицо. Он
вздрогнул, стараясь не встречаться с ней глазами, но когда она присела возле
меня и ничего с ним не случилось хуже, чем ощущение силы на коже, он медленно
поднял глаза. В них читалось ошеломление, удивление, и за всем этим — триумф.
Белль отдернула руку, будто это ее обожгло.
— Дамиан из моей линии, но не из твоей, Жан-Клод. Не
твоей силой от него отдает. — Она посмотрела на меня, и что-то в этом
красивом и чужом лице было такое, чего я не поняла. — Отчего в нем
ощущается твоя сила, Анита? Не его в тебе, но твоя в нем.
Я не знала, будет ли толк от правды, но от лжи бы его точно
не было.
— Ты поверишь мне, если я скажу тебе, что сама до конца
не знаю?
— И да, и нет. Ты говоришь правду, но уклончиво.
Я проглотила слюну и глубоко вдохнула. Мне очень не
хотелось, чтобы Белль узнала ответ. И еще меньше мне хотелось, чтобы его узнал
Совет в целом.
Она глядела на меня, и глаза ее расширялись. Пылающая сила
ее как-то стала уходить, втягиваться обратно в тело Мюзетт, и теперь передо
мной стояла прежняя Мюзетт, только с медовыми глазами.
— Как-то он стал твоим слугой. В наших легендах
говорится, что такое бывало. Одна из причин, по которым мы когда-то убивали
некромантов на месте.
— Как хорошо, что нет возврата к старым добрым
временам, — ответила я.
— Возврата нет. Но когда мы думали, что ты — слуга
Жан-Клода, в этом не было ничего страшного, поскольку твоя сила шла от
него. — Она покачала головой, и мелькнула тень черных волос на белых,
темный призрак на окровавленной белизне. — Сейчас я уже и не знаю. Oui, от
тебя ощущается сила Жан-Клода, но в Дамиане — только твоя сила. И она же
ощущается и в леопардах. Никогда у некроманта не было подвластного зверя.
