— Нельзя служить двум господам.
Он старался быть осмотрительным и потому наклонился надо
мной, а не над Джейсоном. Наверное, не боялся что я могу выкусить шмат мяса из
его лица. Я посмотрела прямо в это лицо на расстоянии почти поцелуя и спросила:
— Тебе приказано напомнить Джейсону, кто вожак стаи?
Его глаза повернулись от Джейсона ко мне с тем же
неприветливым выражением.
— Приказы моего Ульфрика — не твое дело.
Это он прошептал, потому что старался не показать противнику
раскола в наших рядах. И в этот момент я поняла, что, как бы ни ненавидел меня
Шанг-Да, он не до конца одобрял действия Ричарда сейчас, когда в городе враги.
Краем глаза я заметила движение. Жан-Клод подошел к Ричарду,
и они разговаривали — тихо и серьезно. Жан-Клод старался подвинуться поближе,
на расстояние шепота, но Ричард отодвигался. Находиться слишком близко он не
хотел.
Я глянула дальше и увидела Мюзетт, стоящую все еще рядом с
Ашером. Но они были не одни: Ашера окружили леопарды — не то чтобы защищая его,
но так, что коснуться Ашера можно было только сперва коснувшись их. Мика
встретил мой взгляд и едва заметно кивнул. Этот кивок ясно говорил: я этим
займусь, пока ты освободишься. Мика не отвлекался. Мерль нависал над всей группой,
как черная кожаная гора, пристально смотрящая на миниатюрную фигурку в белом.
Мюзетт снова выглядела весьма похожей на себя. И только на себя.
Шанг-Да тоже смотрел на Мюзетт. Как будто он нюхом чуял, где
опасность. Мы обернулись и встретились глазами почти одновременно. Лица наши
были так близко, что могли поцеловаться, и такой обмен взглядами должен был
быть интимным, но не был, он был почти пугающим. Потому что мы оба понимали
друг друга, чего никогда не бывало раньше.
Я не стала спорить, что я — Больверк клана, а потому приказы
Ульфрика — еще как мое дело. Шанг-Да не одобрял, что я вообще имею какое-то
отношение к стае. Поэтому я обратилась к логике. Подавшись к нему, я шепнула:
— Не знаю, что делает Ричард, но знаю, что сегодня
неподходящий для этого момент. Мы в беде.
Что-то мелькнуло в его глазах, и он отвел их, но чуть ближе
придвинулся, так что его короткие черные волосы смешались с моими кудряшками.
— Я с ним говорил, он сегодня никого не слушает. —
Он встретился со мной глазами, и в них было теперь и что-то понятное мне —
страдание. — Сильвия уже пыталась его уговорить подождать, пока враг не
уберется из города.
— Я ее не вижу, — шепнула я, снова автоматически
подаваясь поближе.
— Ее с нами нет, — выдохнул он почти мне в щеку.
Наверное, я как-то отреагировала, потому что он добавил:
— Она жива.
Я чуть отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза:
— Он дрался с Сильвией.
— Она с ним.
Я раскрыла глаза пошире:
— Он победил.
Шанг-Да кивнул.
— Она ранена?
Он снова кивнул.
— Сильно?
— Достаточно, — сказал он, и впервые в его лице я
увидела нечто, похожее на неодобрение. Завтра он снова будет меня ненавидеть,
но сегодня опасная ночь, и Шанг-Да слишком воин, чтобы этого не понимать, даже
если Ричард не понимает.
— Джейсон должен уйти со мной, — сказал он, и это
не была просьба, Шанг-Да не просил, но какая-то мягкость была, какое-то поле
для компромисса.
— Сейчас — да, — согласилась я.
Джейсон обошел меня кругом, будто закрываясь от рослого
Шанг-Да. А поскольку Джейсон есть Джейсон, он еще и воспользовался поводом
прижаться своим почти голым телом к вырезу шелка и бархата у меня на спине. Он
нежно поцеловал меня в шею сзади, и у меня по коже побежали мурашки.
— Я не могу снова стать просто членом стаи, не могу.
Я знала, что он хочет сказать, или думала, что знаю. И я
ответила, не пытаясь глядеть в глаза, пока он нежно целовал голую кожу там, где
шея переходит в плечи. Мне от этого было трудно сосредоточиться:
— Только на эту ночь.
— Что это с тобой, Анита? Неужто каждый тебя хочет
трахнуть?
Это был голос Ричарда. Когда он сердился по-настоящему, то
становился самым невыносимым из мужчин, с которыми я когда-либо встречалась.
Даже сам глагол, который он употребил вместо «трахнуть», показывал, каким
противным он собирается сегодня быть. Только этого мне и не хватало —
раскапывать эмоциональные помойки, пока нас жуют большие страшные вампиры.
Мне были видны глаза Шанга-Да: ему не понравилось, что
сказал его Ульфрик. Я тронула его за лицо, отчего он вздрогнул. Потом я подалась
поближе, так, чтобы для Ричарда это могло выглядеть как поцелуй, а на самом
деле шепнула прямо в губы Шангу-Да:
— На сегодня Джейсон ваш, но насовсем это не получится.
Он стал отклоняться назад, и я поймала его ладонью за
затылок:
— Это не обсуждается.
Лицо его обострилось обычной его злостью. Он отодвинулся с
такой силой, что я должна была либо выпустить его, либо захватить горсть волос,
чтобы удержать рядом с собой. Я отпустила.
Он поднял руку и сказал:
— Твой Ульфрик говорит тебе встать с волками.
В голосе его можно было различить единственную эмоцию, да и
ту неотчетливо. Гнев.
Джейсон выскользнул из-за меня, проведя пальцами по каждому
кусочку голой кожи, до которого мог дотянуться, пока не ощутил мою дрожь.
Шанг-Да увел его, держа за локоть. Джейсон продолжал смотреть на меня как
ребенок, которого уводит чужой страшный дядя. Но на самом деле непосредственная
опасность ему не грозила, чего я не могла сказать обо всех присутствующих. К
сожалению.
— Может быть, надо было сделать тебя Эрато, а не Больверком.
Эрато — муза эротической поэзии наряду с другими
обязанностями. Сейчас у вервольфов это название самки, которая помогает новым
вервольфам научиться управлять своим зверем во время секса. Эрос, бог любви и
вожделения, — самец с теми же функциями. Почти все впервые
перекидывающиеся оборотни теряют над собой контроль и убивают людей чаще всего
во время секса. В конце концов, именно в том и смысл оргазма — потеря контроля.
Я посмотрела на Ричарда, встретила злобный взгляд карих глаз
и ничего не почувствовала. Я не злилась. Слишком смешно было бы цапаться из-за
такой мелочи перед Мюзетт и ее группой. Даже не смешно — просто идиотизм.
— Мы это обсудим дома в своей компании, Ричард, —
сказала я без всякой злости в голосе. С обыденными рассудительными интонациями.
Что-то промелькнуло на лице Ричарда, прошло сквозь его
плотные щиты. Ярость — настолько он был зол. Он направил эту злобу внутрь, и
его съедала депрессия — настолько, что он срезал волосы. Из депрессии он себя
вытащил, но злоба осталась. Раз ее нельзя направить внутрь, она рванулась
наружу. То есть ко мне. Лучше не придумаешь.
