Но я знала один способ остановить крыс и навела пистолет на
голову Мюзетт-Белль. Если я ее убью, крысы уберутся туда, откуда пришли.
Я медленно выдохнула, успокоилась, чтобы стрелять наверняка
— слишком близко это было к Жан-Клоду. Мне на руку прыгнула крыса, всадила
зубы. Целая волна их стала запрыгивать мне на платье, цепляясь коготками за
тяжелую ткань. Я вскрикнула, и вдруг рядом оказался Мика, низко пригнувшись, и
зашипел на крыс. Те, что были на полу, в ужасе рассеялись. Но тех, что были уже
на мне, страх не брал. Мика помог мне содрать их и бросил в кишащую массу.
Крысы накрыли раненых собратьев и тоже съели.
Кажется, крысы больше боялись леопардов, чем волков, и
леопарды стали отходить от стены, шипя и обращая грызунов в бегство, отвоевывая
все больше пространства.
Двое вампиров, которых я думала, что убила, отрастили когти
и клыки, каких никогда ни у одного вампира не было. И они двигались сквозь
массу вервольфов, разбрызгивая кровь и обломки белых костей.
Огромная лапа взметнулась над Шангом-Да, и я выстрелила, не
думая, — я уже могла прицелиться, потому что леопарды очистили для меня
круг. Голова вампира снова разлетелась. Но я знала, что, если мы хотим оставить
его мертвым, надо вынуть сердце и сжечь. Развеять пепел над разными массивами
текучей воды тоже не повредит.
Шанг-Да успел еще бросить взгляд в мою сторону, но тут же
второй вампир бросился на них, и все трое оказались на полу на съедение крысам.
Бурей взлетел над шумом голос Белль, как удар грома,
остановивший всех. Даже мохнатое море крыс застыло.
— Хватит!
Она отступила от Жан-Клода, и он засмеялся. Не своим
волшебным смехом, который скользит по коже и заставляет думать о сексе, а
смехом обыкновенным, смехом незамутненной радости.
— Мы прекращаем сражение, — сказала Белль, и хотя
голос ее был так же глубок, сексуального мурлыканья в нем поубавилось. Она была
не то чтобы сердита, но выбита из колеи, будто ей поднесли очень неприятный
сюрприз.
Крысы покатились назад, как отступающий прибой. Они пищали и
повизгивали, но уходили. Почти все вервольфы были покрыты мелкими красными
следами. Остатки павшего гиенолака выглядели так, будто их перемололо что-то
намного большее.
Жан-Клод обрел голос — такой же радостный, каким был его
смех.
— Ты не можешь от меня кормиться. Не можешь взять то,
что дала мне, потому что я больше не принадлежу твоей линии. Я — Sardre cle
Sang своей собственной линии.
Белль смотрела на него с пустым лицом — маской, которую я
очень хорошо знала. Она скрывала свои истинные чувства.
— Я знаю, что это значит, Жан-Клод.
— Ты более не можешь обращаться со мной как с младшим
представителем твоей линии, Белль. Между двумя Sardre de Sang следует соблюдать
определенные тонкости.
Она огладила пышную юбку, и я узнала жест: такой же был у
Жан-Клода. Нервничает. Белль Морт нервничает.
— Я была в своем праве поступить так, как поступила,
ибо ни я не знала, ни ты.
— Вполне верно. Но сейчас, когда мы оба уже знаем, ты
должна забрать всех своих людей и покинуть нас. Покиньте наши земли сегодня,
ибо, если завтра ночью вы еще будете на нашей территории, у вас будет отнята
жизнь.
— Но ведь ты не убьешь мою Мюзетт?
Какая-то неуверенность все же слышалась в ее голосе.
— Иметь возможность убить Мюзетт законным образом, без
политических последствий. — Он слегка прищелкнул языком. — Это
заветнейшее желание многих мастеров, и это сделаю, Белль. Ты ощущаешь правду
моих слов.
Она чуть-чуть напряглась.
— Я сохраню контроль над Мюзетт, пока мы не покинем
ваши земли. Она не всегда умеет держать себя в руках.
— Очень будет нехорошо, если она не удержит себя в
руках здесь, в Сент-Луисе, — сказал Жан-Клод, и голос его прозвучал ровно.
Радости в нем больше не слышалось.
Черри тронула меня за локоть:
— Извините, что перебиваю. Я по вампирам не специалист,
но мне кажется, что Ашер умирает.
Глава 49
Ашер лежал у дальней стены. От него остался скелет,
обтянутый пергаментной кожей. Под ним была постель новогодней канители —
остатки его золотых волос. Одежда спалась на иссохшем теле, как спущенный
воздушный шарик. Глаза закрылись и только выпирали из-под истонченной кожи
двумя шариками. Все остальное иссохло.
Я рухнула рядом с ним на колени, потому что внезапно меня
перестали держать ноги.
— Он не умер, — сказал детский голосок Валентины,
но подходить она не стала. Она хотела меня утешить, но дурой не была.
Я смотрела на то, что осталось от его красоты, и не верила
ей.
— Смотри не глазами, ma petite, — посоветовал
Жан-Клод. Он не опустился на колени — остался стоять лицом к Белль Морт, будто
не решался повернуться к ней спиной.
Я поступила так, как он сказал: посмотрела на него с помощью
силы, а не моих телесных глаз. В Ашере ощущалась искра, что-то еще горело в
нем. Он не был мертв, но практически — почти. Я подняла глаза на Жан-Клода:
— Он слишком слаб, чтобы взять кровь.
— И у него нет ни слуги-человека, ни подвластного
зверя, — заметила Белль Морт. — У него нет... — Она замолчала,
будто подыскивая слово, потом нашла: — Ресурсов.
Ресурсов — какое изящное выражение. Но какое бы ни было
выражение, а она была права. Ашер мог питаться только кровью, а для этого он
был слишком слаб... Я даже про себя не могла додумать эту мысль.
— Белль Морт могла бы его спасти, — сказал
Жан-Клод безразличным голосом.
Я посмотрела на него, потом на нее:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она его создала, и она — Sardre de Sang. Она просто
могла бы отдать ему энергию, которую у него украла.
— Я ничего не украла, — ответила Белль голосом
тоже безразличным, но с ноткой гнева. — Нельзя украсть то, что принадлежит
тебе по праву, а Ашер — мой, весь мой, Жан-Клод, каждым кусочком кожи, каждой
каплей крови. Он жив только моей поддержкой, а без нее он мертв.
Жан-Клод сделал едва заметный жест:
— Быть может, «украла» — не точный термин, но ты можешь
восстановить его жизненную энергию. Можешь вернуть его настолько, что он сможет
питаться кровью.
— Я могла бы, но я не буду этого делать.
Ее гнев обжигал суховеем, покусывая кожу.
— Почему? — спросила я, потому что никто другой
явно не собирался спрашивать, а мне надо было знать.
— Я не обязана давать тебе объяснений, Анита.
У меня все еще был в руке пистолет. Вдруг он потяжелел,
будто напоминая мне о себе, а может быть, потрясение заставило меня снова его
почувствовать. Я встала и направила его в грудь Мюзетт.
