А потом я услышала — очень-очень тихо. Это звонил мой
телефон будто со дна глубокого колодца. Я попыталась сесть и не смогла — меня
держали двое мужчин.
Раздался стон, потом худощавая рука убралась с ноги Мики и
исчезла под пухлой простыней. В следующий момент раздался скользящий звук,
тупой стук, проклятие и шелест разгребаемой одежды. Сонный голос Черри сказал:
— Да?
Молчание, потом:
— Нет, это не Анита. Одну минутку.
Вторая рука Черри полезла под простыню в ногах кровати.
Голос Зейна пробормотал со сна:
— Чего?
— Телефон, — простонала Черри.
Он схватил телефон и — я ничего не успела сказать — произнес:
— Алло?
Помолчал секунду, потом:
— Да, одну минуту, она здесь. Сейчас.
Из груды простынь высунулась бледная и на этот раз мужская
рука, тыча телефоном примерно в мою сторону, но я все равно не могла подняться.
Телефон болтался так, что мне его было не достать.
Наконец я смогла спихнуть с себя руку Мики и попыталась
сесть.
— Мика, подвинься, я до телефона не достаю!
Он что-то неразборчиво промычал и откатился от меня,
повернувшись длинной линией спины. Натэниел взял у Зейна телефон раньше, чем я
успела до него дотянуться.
Он заговорил уже не так спросонья, как предыдущие.
— Простите, как вас представить?
Я наконец-то села.
— Дай сюда телефон.
Натэниел протянул мне телефон:
— Это Зебровски.
Я на секунду опустила голову, тяжело вздохнула и взяла
трубку.
— Привет, Зебровски, что стряслось?
— Блейк, сколько народу у тебя в постели?
— Не твое дело.
— И женский голос. Я не знал, что тебя и в эту сторону
повело.
Я нажала кнопку на часах — посмотреть на подсвеченном
циферблате, сколько времени.
— Зебровски, мы проспали всего два часа. Если ты
позвонил узнать о моей половой жизни, я ложусь спать обратно.
— Нет-нет, извини. Это просто, — он тихо
засмеялся, — очень было неожиданно. Я постараюсь дразниться по минимуму,
но, честно говоря, обычно ты мне не даешь столько поводов. Я не виноват, что
отвлекся.
— Я тебе говорила, что спала только два часа?
— Говорила, — ответил он до противности
бодрствующим голосом. Спорить могу, он уже кофе выпил.
— Я считаю до трех. Если ты не скажешь за это время
что-нибудь интересное, я вешаю трубку и выключаю мобильник.
— У нас новое убийство.
Я отодвинулась назад, чтобы опереться головой на спинку
кровати.
— Слушаю.
Мика так и лежал на боку, свернувшись, но Натэниел
приткнулся ко мне поплотнее. Черри и Зейн под своими одеялами не шевелились. Но
не думаю, чтобы они снова заснули.
— Тот же оборотень-насильник.
В голосе его уже не было смешливых нот, звучала только
усталость. Интересно, сколько он сам спал этой ночью. У меня сна как не бывало,
пульс забился в горле.
— Когда?
— Ее нашли сразу после рассвета. Мы только недавно
приехали.
— Вообще-то разницы нет, но Дольф там у вас ожидается?
— Нет, — ответил Зебровски, — он в
отпуске. — Он понизил голос. — Начальство ему предложило на выбор:
добровольный оплаченный отпуск — или принудительный и неоплаченный.
— О'кей, где вы?
Опять это оказался Честерфилд.
— Он держится в очень узкой зоне, — сказала я.
— Ага, — согласился Зебровски, и очень усталый у
него был голос.
Я чуть не спросила, как он, но это было бы против кодекса
своего парня. Полагается делать вид, что ничего не замечаешь. Притворись, что
не видишь, и тогда этого не будет. Иногда, поскольку я девчонка, я нарушаю
кодекс парней, но сегодня не стала. Зебровски предстоит тяжелый день, и ему
командовать и за все отвечать. Он не может себе позволить копаться в
собственных чувствах. Чем разбираться в них, ему важнее собраться в кулак.
Он стал объяснять дорогу, и мне пришлось попросить его
подождать, пока я найду бумагу и ручку. В этой комнате их нигде не было. В конце
концов мне пришлось записывать указания помадой на зеркале в ванной. Зебровски
оборжался, когда я наконец нашла помаду и стала записывать.
Чуть продышавшись, он произнес:
— Спасибо, Блейк. Это было как раз то, что надо.
— Рада, что скрасила тебе день.
Я вспомнила, что говорил Джейсон насчет способности
вервольфа найти след по запаху, и подбросила эту идею Зебровски.
Он на целую минуту заглох.
— Как ни верти, никого мне не уговорить допустить на
место убийства другого оборотня.
— Командуешь ты, — сказала я.
— Нет, Анита. Приведи другого оборотня, и кончится тем,
что его возьмут на допрос, как тогда Шулайера. Не делай этого. Иначе все это
превратится в охоту на ведьм.
— В каком смысле?
— В том, что на допрос потянут всех известных
оборотней.
— АКЛУ встанет стеной на их защиту.
— Ага, но только когда некоторых уже как следует
допросят.
— Убийца не из местных ликантропов, Зебровски.
— Я не могу доложить начальству, что наш убийца пахнет
не так, как местная стая вервольфов, Анита. Они скажут: конечно, местные волки
это заявляют, они не хотят, чтобы на них повесили такое гадство.
— Я верю Джейсону.
— Может, я ему тоже верю, может, нет, но это не играет
роли, Анита. Абсолютно никакой. Люди перепуганы насмерть. В сенате штата
двигают билль насчет того, чтобы снова ввести в действие законы об опасных
хищниках.
— Господи, Зебровски, как те, что еще кое-где в
западных штатах сохранились?
— Ага. Сперва убивай, а потом, если анализ крови
покажет ликантропа, то убийство считается законной самообороной, и дело закрыто
без суда.
— Такой закон никогда не примут, — сказала я с
почти стопроцентной уверенностью.
— Сейчас вряд ли, но, Анита, если разорвут вот так еще
несколько женщин, то я и не знаю.
— Хотелось бы мне сказать, что люди не настолько
глупы, — сказала я с сожалением.
— Но ты знаешь, что это не так.
— Ага.
Он вздохнул:
— Это еще не все. — И голос у него был
по-настоящему несчастный.
