Он уже овладел своим лицом и смотрел мне в глаза:
— Может быть.
Я вздохнула, но теперь уже от досады.
— Послушай, я с Дольфом работала не один год, и мне он
нравится. Я уважаю его методы работы, но черт побери, ты же не обязан так
темнить, как темнил Дольф. Чего я всегда терпеть не могла — это игры в дурацкие
двадцать вопросов. Давай попробуем что-нибудь другое для разнообразия: я буду
спрашивать, а ты отвечать.
Он почти улыбнулся:
— Может быть.
Я подавила желание заорать и заговорила очень спокойно, не
повышая голоса:
— Убито не менее двух человек, растерзаны у стен.
Я заставила себя повернуться и посмотреть на упомянутые
стены. Сейчас, когда мне было к кому обращаться и этот мой собеседник меня
несколько злил, я снова могла думать. Стены не были в буквальном смысле
окрашены кровью. Были места, где проглядывал кафель, но плитки были коричневые,
и сперва все казалось хуже, чем было. А было, видит Бог, и без того плохо.
Я снова повернулась к Зебровски.
— О'кей. Итак, два убийства, по одному у каждой стены.
Или по крайней мере здесь жертвы были изрезаны, растерзаны или что там
еще. — Я снова глянула в ванну. — Там, в ванне, есть фрагменты тел?
— Дольф бы заставил тебя саму там порыться.
Я вызверилась на него:
— Может быть. Даже наверное. Но ты не Дольф, и я не в
настроении.
— Мы оставили эти фрагменты специально для тебя, Анита.
Нет, я не шучу! — Он поднял руки. — Ты у нас эксперт по монстрам, а
если это не монстр, тогда я даже и не знаю, что это.
Здесь он был прав.
— Это монстр, Зебровски, но это монстр-человек или
что-то другое? Вопрос на шестьдесят четыре миллиарда долларов.
— Мне казалось, что на шестьдесят четыре тысячи
долларов?
— А инфляция? — спросила я. — У тебя тут хотя
бы есть длинные перчатки или еще что-нибудь?
— К сожалению, — ответил он.
— Блин, как я тебя ненавижу!
— Ты уже не первая сегодня, — сказал он. К нему
вернулся прежний усталый вид.
— Я же потом буду оставлять кровавый след по всему
городу.
Он пошарил под умывальником и вытащил мусорный мешок.
— Скинь сюда бахилы, когда будешь выходить.
— И что я могу узнать, когда пороюсь в этой каше?
— Вероятно, ничего полезного, — ответил он.
Я покачала головой:
— Так на хрена мне туда лазить?
— Потому что мы сохранили место преступления нетронутым
— до твоего прибытия. Мы не тралили эту чертову ванну просто на всякий случай —
не повредить какой-нибудь арканический кусок дерьма, который ты бы заметила, а
мы бы выкинули в мусор.
— Арканический, — повторила я за ним. — Тебе
Кэти опять стала читать взрослые книжки?
Он улыбнулся:
— Чем быстрее ты это проделаешь, тем быстрее мы сможем
убраться отсюда ко всем чертям.
— Я не тяну время, — сказала я, зная сама, что
говорю неправду.
— Тянешь. Но я тебя понимаю.
Я заглянула в соседнее помещение, потом посмотрела снова на
Зебровски:
— Если там не найдется какой-нибудь по-настоящему
ценной зацепки, я тебя буду бить долго и тщательно.
Он осклабился:
— Если поймаешь.
Я покачала головой, вдохнула неглубоко и вошла в ванную.
Глава 54
Кровь тут же облепила пластиковый бахил, не до верху, не
заливая туфлю, но почти. И даже сквозь пластик и обувь я чувствовала, что кровь
прохладна. Не холодна, а прохладна. Не знаю, так это было или это только мое
воображение. Вообще-то я не должна была бы ощущать кровь сквозь бахил и туфлю.
Но ощущение было именно такое. Иногда от воображения на месте преступления
бывает не только польза.
Я осторожно выставила ногу, держась за косяк. Не зная не
будет ли скользить бахил на залитом кровью кафеле, я не хотела это проверять
собственной задницей. Две вещи не хотелось бы мне сделать в этом помещении:
во-первых шлепнуться на задницу посреди кровавого озера, и во-вторых, лезть
рукой в эту ванну. Вторую мне придется делать, так что я хотя бы первой
постараюсь избежать.
Осторожно, медленно я подала ногу вперед, как можно дольше
удерживаясь пальцами за косяк. На самом деле ванная была не такая большая, и не
слишком далеко надо было тянуться от двери до ванны. Я ухватилась за край ванны
руками в перчатке, и когда поставила ноги как можно тверже, заглянула в воду.
Вроде какого-то красного супа. Умом я понимала, что в основном
здесь вода, но цвет... Я старалась думать о чашках для окраски пасхальных яиц.
Ванна была как большая чаша, где красят пасхальные яйца. Как бывает, когда
плохо подберешь смесь, она была не в точности красная или розовая, а
одновременно. Я держалась за мысль о пасхальных яйцах, о запахе уксуса и о
лучшем времени, чем сейчас.
Вода будто заклубилась, тяжелее, чем была на самом деле.
Наверное, иллюзия, но у меня вдруг возник образ чего-то, плавающего прямо под
поверхностью. Вот сейчас оно высунется и меня схватит. Я знала, что этого не
может быть. Знала, что, наверное, слишком много нагляделась ужастиков, но все
равно пульс бился в горле, сердце колотилось.
Я оглянулась на Зебровски:
— Ребята, у вас что, нет стажеров для этой работы?
— А как мы добыли первый кусок, по-твоему? —
спросил он в ответ.
— Тогда понятно, почему там выворачивало того постового
в кустах.
— Он только первую неделю работает.
— Ублюдок ты, Зебровски.
— Пусть так, но больше никто не хотел совать туда руку.
Когда кончишь осмотр, придут техники, откачают воду и отфильтруют ее в поисках
вещдоков. Но сначала это должна увидеть ты. Скажи мне, что это не работа
ликантропа, Анита. Скажи, и я скажу репортерам. А то вот-вот начнется охота на
ведьм.
— Но не истерия, Зебровски. Если это кто-то другой,
значит, у нас два самых жутких психа, каких еще не бывало в Сент-Луисе. Я бы
рада доказать, что это не работа оборотня, но если это действительно так, то у
нас другие проблемы.
Он заморгал:
— Ты действительно будешь более довольна, если это тот
же оборотень?
— Обычно два разных убийцы кладут больше народу, чем
один.
— Это мысль скорее копа, чем эксперта по монстрам,
Анита.
— Спасибо на добром слове.
Я повернулась снова к ванне и поняла вдруг, что сделаю это.
Я опускала руку не глубже перчатки. Иначе это может быть вредно для здоровья,
блин, но если мне что-то попадется, то придется лезть.
