Она уже повернулась всадить нож третий раз, когда я
оказалась в пределах досягаемости. Не знаю, каких действий она от меня ожидала,
но была захвачена полностью врасплох, когда я схватила ее за руку. Может быть,
она ожидала, что я буду драться как девчонка — что бы это в ее понимании ни
значило.
Я толкнула ее плечом, и она пошатнулась на своих каблуках. Я
сделала ей подсечку, и она упала, потому что я ей помогла. Навалившись сверху,
я прижала ее к земле, повернула нож в ее руке, и когда она хлопнулась, я
всадила нож. Прислонясь коленом к нашим сплетенным рукам, я ощутила, как клинок
выходит из спины.
— Не серебро, заживет, — шепнула я.
Она завопила. Я не столько увидела движение Анхелито,
сколько ощутила его.
— Если сделаешь еще шаг, Анхелито, я всажу этот клинок
ей в сердце, и тогда не важно, серебро там или что. Я изрежу ей сердце в клочки
раньше, чем ты здесь окажешься.
Распахнулись дальние портьеры, и в комнату бросились вампиры
— наши и ее. Не знаю, что случилось бы дальше, но послышался звук распахиваемой
двери из-за дальних портьер, шум шагов, и я чуть не пропихнула сквозь нее
лезвие, не уверенная, впрочем, что сталь выдержит. Будь клинок получше, я бы
могла добраться до сердца, а с этим — не знаю.
За долю секунды до того, как я попыталась, раздался звук, от
которого волосы встают дыбом, — охотничий вой гиен. Это куда как жутче воя
волков, но он тоже присоединился. Я поняла, что кавалерия спешит на помощь нам,
а не Мюзетт.
Я не стала оглядываться, потому что не решалась оторвать
глаз от вампирши, которую придавила к полу. Но я ощутила, как ввалилась толпа,
как сила оборотней, от которой по шее бегут мурашки, заполняет комнату
электрическим облаком.
Прикосновение стольких ликантропов в таком возбужденном
состоянии разбудило зверя у меня внутри. Он заворочался, разлился по телу. Я не
была оборотнем, но благодаря Ричарду и леопардам у меня было нечто очень
похожее на моего собственного, личного зверя.
Из всех оборотней подошел ко мне так, чтобы я его видела,
только Бобби Ли — крысолюд. Его тягучий южный акцент казался в драке совершенно
неуместным.
— Ты как, убивать ее собираешься?
— Думаю над этим вопросом.
Он опустился рядом с нами на колено.
— Ты думаешь, это было бы умно? — спросил он,
глянув на вампиров в другом конце комнаты.
— Вряд ли.
— Тогда, может, тебе стоит полегче, пока ты ей
полностью кишки наружу не выпустила.
— Тебя послал Мика? — спросила я, все еще не сводя
глаз с искаженного болью лица Мюзетт. Мне было очень приятно видеть, как ей
больно. Обычно я не получаю удовольствия, причиняя кому-то страдание, но
сделать больно Мюзетт я почему-то совсем не возражала.
— Он никого из твоих леопардов не послал, потому что ты
ему сказала не посылать, но связался с другими вожаками — и вот они мы. Так
если ты не собираешься ее убивать, отпустила бы ты ее.
— Пока нет, — ответила я.
Он не стал повторять просьбу, а встал рядом с нами, как
грамотный телохранитель — как оно и было.
Я обращалась непосредственно к Мюзетт, но постаралась, чтобы
мой голос был слышен всем.
— Никто не придет к нам нападать на наших людей. Никто,
ни член Совета, ни даже le Sardre de Sang нашей линии. Мне все говорят, что я,
разговаривая с тобой, говорю с самой Белль. Так вот что я скажу ей: следующий
из ее присных, кто коснется кого-нибудь из наших, умрет. Я отрежу ему голову,
вырву сердце, а остальное сожгу.
Мюзетт обрела голос — наконец-то, — хотя и сдавленный,
слегка испуганный.
— Ты не посмеешь.
Я нажала на лезвие — чуть сильнее, заставив ее издать звук
от его силы.
— А ты проверь.
Выражение страдания исчезло с лица Мюзетт, будто кто его
стер, и голубые глаза начали темнеть. Страх пронзил меня как нож, ударил
морозом по коже, заставил сердце биться в горле. Страх либо прогоняет зверя,
либо вызывает его. Этот страх успокоил зверя, утишил, так что вздымающаяся сила
ушла в песок, оставив меня одну — в испуге. Не вампирский фокус вызвал у меня
желание отпустить ее и бежать прочь. Я ощущала когда-то движение Белль своим
собственным телом и никак не хотела повторять этот опыт. Если вырезать сердце
Мюзетт, когда Белль в ней, убью ли я их обеих? Нет, наверное, но видит Бог,
велик был соблазн проверить.
В голосе Белль не было ни следа страха или напряжения. Если
от ножа ей тоже было больно, вида она не подавала.
— Жан-Клод, неужто ты ее ничему не научил?
Голос не принадлежал Мюзетт. Он был глубже, богаче — низкое
контральто. У меня мелькнула непочтительная мысль, что с таким голосом она
отлично работала бы в сексе по телефону.
Жан-Клод двинулся к нам, махнув рукой Дамиану следовать за
ним, и рыжий вампир пристроился тоже. Жан-Клод встал перед нами на колени и
жестом велел Дамиану сделать то же самое. Они оба поклонились, тщательно следя,
чтобы не оказаться в пределах досягаемости.
— Мюзетт преступила границы, положенные гостю в моих
землях. Ты бы ни от кого из своих такого поведения не потерпела. Я хорошо
усвоил уроки, которые ты мне преподала, Белль Морт.
— Какой урок ты имеешь в виду?
— Не прощать ничего. Ни даже намека на ослушание. Ни
дыхания революции. Даже тень оскорбления нельзя снести. Оскорбить тебя, даже
косвенно — это должно быть немыслимо, — но я более не твое создание. Я
теперь Мастер города. Я создал себя сам, и Ашер принадлежит мне. Я буду таким,
каким ты породила меня быть, Белль, — истинным твоим дитятей. Я позволю ma
petite быть беспощадной, насколько ей захочется, и Мюзетт придется либо усвоить
манеры получше, либо никогда не вернуться к тебе.
Она села. Нож пронизывал ее насквозь, а она села, и я не
могла удержать ее. Меня отбросило назад, к Дамиану. Он положил руку мне на
спину и, поскольку я не велела ее убрать, переложил на плечо.
Белль даже убрала руку Мюзетт от ножа, так что теперь я
держала его на месте. Но она не проявляла признаков боли — она вообще не
замечала меня, глядя только на Жан-Клода. Я с окровавленными руками и ножом,
воткнутым в Мюзетт, чувствовала себя глупо. Нет — чувствовала себя лишней.
— Тебе известно, что я сделаю с тобой, если ей будет
причинен вред, — сказала Белль.
— Мне известно, что по нашим законам — тем законам,
которые ты помогла провести в жизнь, — никто не имеет права войти на чужую
территорию, не оговорив сперва право прохода. Мюзетт и ее люди явились за месяц
до даты, на которую мы дали им разрешение, а это значит, что они вне закона и
не имеют ни прав, ни гарантии безопасности. Я могу перебить их всех, и закон
Совета будет на моей стороне. В Совете слишком много тех, которые тебя боятся,
Белль, — им эта шутка может понравиться.
