— Отпусти меня, Анита. Отпусти.
— Нет, — ответила я. — Только не сегодня.
Он чуть пошевелился в сторону двери, как человек, пытающийся
пробраться через лаз всего на дюйм шире собственного тела.
— Чего ты хочешь от меня? — Что-то похожее на
слезы звучало в его голосе.
— Будь с нами в эту ночь, вот чего я хочу. Будь с нами.
— Быть с вами — как? — спросил он придушенным
шепотом.
Я взяла его за рубашку и повернула к себе. Очень медленно —
я будто поворачивала землю вокруг ее оси. Прижавшись спиной к двери, он
повернулся ко мне только безупречным профилем.
Я потянула его к себе за рубашку, пытаясь ввести в комнату,
но он не поддался.
— Я не могу этого сделать. — В его голосе звучало
глубокое страдание.
— Как ты думаешь, о чем она просит? — спросил
Жан-Клод тем же безразличным голосом.
— Она пойдет на все, чтобы спасти своих людей. Даже возьмет
к себе на ночь в постель калеку.
Я дернула за рубашку, и меня качнуло к нему, потому что он
не тронулся с места.
— Я действительно хочу спасти тебя от Мюзетт, и это
поможет. Но на самом деле это... это не то.
Он поглядел на меня, и целый мир был в его глазах — мир
страдания и голода, мир ужаса, огромного и одинокого. Первые жаркие слезы
поползли по моим щекам. Я тихо заговорила с ним по-французски и даже кое-что
понимала из того, что говорила.
Ашер схватил меня за руку и отодвинул от себя.
— Non, Жан-Клод. Так нельзя. Либо это будет ее желание,
либо ничего не будет. Я не стану отделять тебя от остатков твоего триумвирата.
Скорее я проведу ночь в постели Мюзетт, нежели так подорву твою силу и власть.
Пока они здесь, ты должен быть в силе, иначе мы все пропали.
Горло пересохло, я с трудом сделала глубокий вдох, и словно
что-то вытащили из меня, будто поднялся занавес. Я обернулась и посмотрела на
Жан-Клода.
— Ты это нарочно сделал?
Он спрятал лицо в ладонях и сказал голосом, уже не лишенным
интонации:
— Ma petite, я не могу не хотеть того, чего хочу.
Прости меня.
Я повернулась к Ашеру:
— Ашер, ты не моего желания хочешь. Ты сам знаешь, что
меня к тебе тянет.
Он попытался отвернуться, но я ему не позволила, и на этот
раз он не стал выворачиваться. Он дал мне повернуть свое лицо, взяв пальцами за
подбородок. Там кожа была еще гладкой, хотя справа почти сразу начинались
шрамы. Как будто люди, которые это сделали, не могли заставить себя погубить
красоту его губ.
— Ты не вожделения хочешь от меня.
Он опустил глаза, почти закрыл их — выражение лица человека,
который собирается для удара.
— Нет, — шепнул он.
Я встала на цыпочки, подняла руки к его щекам — одна
гладкая, как шелк и атлас, другая шершавая, изрытая, вообще не похожая на кожу.
— Я действительно люблю тебя, Ашер.
Он открыл глаза, полные такого страдания, полные много чего,
чем можно было бы его уязвить до сердца.
— Не знаю, насколько положили этому начало воспоминания
Жан-Клода, но, с чего бы ни началось, сейчас я люблю тебя. Именно я, а не
кто-то другой, Ашер.
— Но ты не взяла меня в свою постель.
— Я люблю многих, с кем не сплю в одной постели. То
есть с кем не занимаюсь сексом.
Глаза его стали тускнеть. До меня дошло, что я ляпнула.
— Ашер, я хочу, чтобы ты сегодня был в нашей
постели, — пожалуйста. И не только для сна.
Он прихватил мои руки своими сверху:
— Только чтобы спасти меня от Мюзетт.
С этим я не могла спорить, но...
— Это правда, но разве это так уж важно? Разве важно
почему?
Он нежно улыбнулся и убрал мои руки от своего лица.
— Да, Анита, это важно. Ты сегодня возьмешь меня в свою
постель, но завтра в тебе проснется чувство вины, и ты снова сбежишь.
Я нахмурилась:
— Ты говоришь так, будто я с тобой уже так поступала.
Этого не было.
Он потрепал меня по руке, которую держал в ладонях.
— Ты вот в эту кровать брала с собой четырех мужчин, но
секс у тебя был только с Жан-Клодом. Ты питала ardeur от Натэниела, но не
трахнулась с ним. — Он отпустил мои руки и засмеялся, качая
головой. — Только у тебя хватило бы силы воли спать каждую ночь возле такого
красавца и не взять все, что предлагает Натэниел. Я видал священников и
аскетов, у которых не было твоей воли сопротивления соблазну.
— Кажется, я последнее время уже не так
сопротивляюсь, — сказала я, стараясь быть честной.
Он снова засмеялся, но улыбка его растаяла.
— Джейсона ты уложила в упаковочный ящик с маркировкой
«друг». А я? Мне не хотелось бы оказаться с тобой снова в этой кровати, если
завтра я стану обычным другом. Этого мне не вынести.
Я наморщила брови, глядя на него. Больше всего мне хотелось
забыть, что случилось, когда Белль Морт несколько месяцев назад напустила на
меня ardeur. Из-за нее я попала в ситуацию, которую точнее всего было бы
назвать оргией. Сношения не было, но было полно рук и тел, касающихся мест,
которых не надо бы. Ашер был прав: я изо всех сил стараюсь этого не замечать.
Усердно делай вид, что ничего нет, так ничего и не будет. Но ведь было, и я с
этим еще не разобралась.
— Что ты хочешь от меня услышать? Мне жаль, что я
слишком застеснялась, оказавшись в постели одновременно с четырьмя мужчинами.
Да, я смутилась, так что можешь меня винить.
— Сегодня ты тоже смутишься.
— Есть многое, что меня смущает, Ашер, и тут я ничего
не могу поделать.
— Ты ничего не можешь поделать с тем, какая ты есть,
Анита. Я не изменю тебя, но мне не нужна одна ночь из милости в твоей постели.
Я тебе говорю: я не вынесу, когда меня снова выбросят прочь.
В этот миг я поняла, что он говорит не о том, когда его
выбросили из нашей кровати после того, как ardeur насытился. Он вспоминал, как
отвергла его Белль много сотен лет назад. Выбросила, как поломанную игрушку. В
конце концов, игрушку всегда можно купить новую.
Я заходила перед ним вперед-назад, не глядя ни на кого
них, — мне просто нужно было куда-то девать растущее нервное напряжение.
— Чего ты хочешь от меня, Ашер? Гарантии?
— Да, — сказал он, помолчав. — Именно этого я
от тебя хочу.
Я остановилась и поглядела на него:
— Какого рода гарантии? Что я не буду насчет этого
переживать завтра? — Я мотнула головой. — Извини, Ашер, не могу
давать обещаний, потому что не знаю, что буду чувствовать завтра.