Я поняла, что это не кто-то из ребят, разве что у этого
кого-то есть неизвестные мне склонности.
— Анита, это я, Тамми. Как ты себя чувствуешь?
Я подняла глаза, но собственные волосы застили зрение, и не
видно было лица. Я хотела сказать «помоги мне сесть», но ничего не произнесла.
Попробовала еще раз, и она наклонилась пониже, чтобы расслышать. Она отодвинула
от уха локон каштановых волос, будто так ей будет лучше слышно.
— Помоги... — Я сглотнула слюну. — Помоги мне
сесть.
Она подложила мне руку под спину и подняла. Ростом детектив
Тамми Рейнольдс была пять футов десять дюймов и тренировалась все время хотя бы
настолько, чтобы другие копы — то есть мужчины — не считали ее слабачкой. Ей
поднять меня было просто.
Она прислонила меня спиной к ванне.
Теперь надо было остаться в этой позе, и это было тоже
непросто. Я оперлась на локоть, но не упала.
Тамми взяла тряпку с края раковины, где положила, и снова
прижала к моему лбу. Тряпка была холодная, и я отдернулась. Холодно — новый
симптом. Это навело меня на мысль.
— Ты мне... — я прокашлялась, — ты мне мокрых
тряпок не прикладывала?
— Ну да. Мне это помогает от тошноты.
— Холодная тряпка мне, кажется, не помогает.
Я не стала говорить, что хуже этого она ничего не могла
придумать. С тех самых пор, как я унаследовала зверя Ричарда или чьего там
зверя, холод мне при болезни совсем не помогал. Я теперь исцелялась как
ликантроп, то есть при болезни температура поднималась так, будто тело хочет
себя сварить. Один доктор с самыми лучшими намерениями чуть не убил меня,
посадив в ванну со льдом при такой опасно высокой — по его мнению —
температуре.
Меня начало трясти.
Она встала, убрав тряпку, и повесила ее сушиться на край
раковины.
— А я сблевала во дворе.
Она положила руки на раковину, опустив голову.
Я обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, но это не
помогло. Холодно. А раньше мне холодно не было. Хороший это симптом или плохой?
— Зрелище здесь то еще, — сказала я. —
Наверняка ты не единственный коп, который расстался с завтраком.
Тамми поглядела на меня из-под края волос. Ей приходилось
стричься коротко, как полисменам мужского пола, но она все же отращивала их до
максимально разрешенной длины.
— Может быть. Но только я одна упала в обморок.
— Не считая меня.
— Да, ты и я, единственные здесь женщины.
Вообще-то мы не были подругами. Она была Последователем Пути
— христианский вариант ведьмовства. Почти все Последовательницы — зелотки,
больше христиане, чем любой правый, будто все время доказывают, что они тоже
достойны спасения. Тамми несколько смягчилась, когда стала встречаться с Ларри
Киркландом, моим коллегой. Но только сейчас я заметила, насколько повытерся
этот яркий и сияющий экстерьер. Полицейская работа сжирает тебя начисто и
выплевывает остаток.
Мы, женщины, должны быть еще железнее прочих, чтобы нас
принимали за своих. Сегодняшний день нашей репутации не помог.
— Это не твоя вина, — сказала я. Меня начинало
трясти чуть сильнее.
— Нет, это вина моего чертова доктора.
— Извини? — переспросила я, поднимая глаза.
— Он мне выписывает противозачаточные пилюли, а потом,
паразит, выписал антибиотик и не предупредил, что на его фоне пилюли не
действуют.
У меня глаза полезли на лоб.
— То есть ты хочешь сказать...
— Ага. Что я беременна.
Я понимала, что у меня на лице удивление, но скрыть его не
могла.
— А Ларри знает?
— Ага.
— И что... — Я попыталась подобрать разумные
слова, но оставила старания. — Что вы будете делать?
— Жениться, черт бы его побрал!
Наверное, что-то такое выразилось у меня на лице, потому что
она присела рядом со мной.
— Я люблю Ларри, но я не собиралась прямо сейчас
выходить замуж и уж точно не собиралась заводить ребенка. Ты знаешь, насколько
трудно женщине пробиться на этой работе? Ох, извини — ты-то уж точно знаешь.
— Да нет, — ответила я, — у меня не совсем
так. Полиция — это не вся моя карьера.
Меня снова затрясло. Никакое удивление не могло меня
согреть.
Она сняла с себя жакет, показав револьвер в кобуре спереди.
И набросила жакет на меня. Я не спорила, а наоборот — взялась руками за лацканы
и завернулась.
— Ты от беременности дрожишь? — спросила
она. — Мне говорили, что ты себя плохо чувствуешь.
Я глупо заморгала, уставясь на нее, пытаясь понять.
— Ты сказала — беременность?
Она состроила гримасу.
— Анита, ради Бога! Я никому не сказала, но они все
равно догадаются. Меня вывернуло на месте преступления, чего никогда не бывало.
Перри меня вывел во двор. Я не отключилась, как ты, но почти. Немного времени
пройдет, пока они догадаются.
— Это не первый осмотр места преступления, на котором
меня вывернуло. Даже не четвертый. Со мной давно этого не бывало, но раньше
случалось. Тебе наверняка рассказывали, как я блеванула на тело. Зебровски
любит рассказывать в подробностях.
— Это да, но я думала, он привирает. Ты же его знаешь.
— Он не привирает.
— Мне ты можешь врать, если хочешь. Но они рано или
поздно узнают, если ты не собираешься делать аборт.
— Я не беременна, — произнесла я не без труда,
потому что меня так трясло, что говорить было трудно. — Я просто
нездорова.
— У тебя озноб, Анита, а не жар.
Как ей объяснить, что у меня бурная реакция на укус вампира и
что у меня общий зверь с Ричардом? Не всякую метафизику легко объяснить. По
сравнению с ней беременность — вещь простая и нестрашная.
Она схватила меня за руки — как недавно Дольф.
— У меня уже три месяца. А у тебя? Ты мне скажи,
пожалуйста, скажи, что я не дура. Что я не загубила свою жизнь, забыв прочитать
аннотацию к лекарству.
Меня так трясло, что слова рвались в клочья, но все же я
смогла произнести.
— Я — не — беременна.
Она встала и повернулась спиной:
— Хочешь врать — ври, черт с тобой.
Я попыталась что-то сказать, сама не зная что, но она вышла,
оставив дверь открытой. Не знаю, хотелось ли мне остаться одной. Меня трясло
все сильнее, будто я насмерть замерзала изнутри. Ларри Киркланд был в отъезде,
готовился к получению статуса федерального маршала. Он еще не имел
четырехлетнего стажа истребителя вампиров и потому не мог получить его
автоматом. Интересно, из-за беременности Тамми ему тяжелее вдалеке от нее или
легче? А, черт с ними с обоими.
