Я сделала вдох, еще один, медленно выдыхая, стараясь
прочистить мозги. Я должна оказаться здесь и сейчас, а не ломать голову над
усложнением своей личной жизни. Здесь и сейчас, рядом с вооруженными людьми,
готовыми рискнуть своей жизнью, потому что я их попросила. Может, те двое в
машине вовсе не опасны, но рассчитывать на это мы не можем. Обращаться с ними
надо как с опасными. Если ошибемся, вреда не будет. Если не ошибемся — что ж,
будем тогда готовы, насколько это возможно.
Но я не могла избавиться от ощущения нависшей катастрофы. Я
посмотрела на высокую фигуру Бобби Ли.
— Мне не хочется, чтобы кого-нибудь из вас убили.
— Да мы вроде тоже к этому не стремимся.
Я покачала головой:
— Я не об этом.
Он посмотрел на меня, став вдруг очень серьезным:
— Анита, что с тобой?
Я вздохнула.
— Кажется, я становлюсь слишком нервной для подобной
фигни. Я не за свою безопасность тревожусь, а за всех остальных. В прошлый раз,
когда крысолюды пришли мне на помощь, я потеряла одного из вас убитым, а другую
тяжело раненной.
— Я вполне выздоровела.
К нам шла Клодия — шесть с половиной футов и куча мышц.
Длинные черные волосы она увязала в тугой пучок, лицо ее осталось без всяких
украшений. Я никогда не видела ее в макияже, и, быть может, ей он вообще был не
нужен.
На ней был синий спортивный топ и темно-синие джинсы. Обычно
она носила спортивные топы, наверное, потому, что трудно найти блузку на такие
мощные плечи и грудь. Она всерьез занималась штангой, но никто не назвал бы ее
мужеподобной. Нет, женская стать Клодии сомнений не вызывала.
В последний раз, когда я ее видела, у нее рука была почти
отстрелена напрочь. На правом плече у нее осталась едва заметная сеточка
шрамов, бледно-розовых и белых. Серебряная дробь оставляет шрамы даже у
оборотней. Была даже — не очень большая, правда, — вероятность, что она не
сможет пользоваться правой рукой. Но сейчас правая была такая же здоровая и
мускулистая, как левая.
— У тебя отличный вид. Как рука? — спросила я,
улыбаясь.
Что я люблю в монстрах — способность исцеляться. Простые
люди из-за меня погибли бы много раз, а монстры выживали. Аргумент в их пользу.
Клодия согнула руку, и мышцы забегали под кожей. Впечатляет.
Я тоже работаю со штангой, но не так.
— Сила еще не до конца восстановилась. Все еще не могу
поднять ею сто сорок фунтов на вытянутой руке.
Я могу выжать вес собственного тела плюс еще несколько
фунтов и до этой минуты очень гордилась собой, поднимая на тренировках сорок фунтов
на вытянутой руке. Вдруг я почувствовала себя неадекватной.
Я хотела спросить ее, как она насчет рискнуть жизнью и этим
тренированным телом ради меня снова, но не спросила. Некоторых вопросов просто
не задают. Вслух.
Я стояла, прижавшись к зеркальному стеклу, которое снаружи
казалось просто частью стены. Я всегда удивлялась, как это меня кто-то каждый
раз встречает возле задней двери. Сейчас я знала — есть скрытый наблюдательный
пункт. Мы могли весь день наблюдать за этими типами, и они бы не заметили.
Это просто кусок чердака над главным фасадом «Цирка
проклятых», но этот закуток оборудован биноклями, удобными креслами и столиком.
Остальной чердак — переплетение кабелей, тросов, штабелей какой-то аппаратуры,
как подсобные помещения в театре за сценой. Почти весь потолок в «Цирке»
состоит из балок и ферм, как на складе, которым он когда-то был, но сейчас,
когда я знала, что есть и чердак, я поняла, что эта узкая лента идет вдоль
всего верхнего этажа. Я спросила, есть ли еще скрытые наблюдательные пункты, и
получила ответ «а как же». На очевидный вопрос получаешь очевидный ответ.
— Клодия поведет одну из машин, которые мы включили в
наш маленький план, — сказал Бобби Ли.
— Я думала, в плане предусмотрено, что обе машины
поведет кто-то безобидного и обычного вида.
Клодия глянула на меня без всякого дружелюбия.
— Не обижайся, но твой вид никак ординарным не
назовешь.
— Она закроет мышцы рубашкой, распустит хвост и будет
похожа на девушку, — сказал Бобби Ли.
Я посмотрела на него, на нее. Она выше, и черт возьми, если
она не так же широка в плечах, только еще более внушительна.
— А знаешь, Бобби, придись мне выбирать, с кем бороться
на руках — с тобой или Клодией, — я бы предпочла тебя.
Он заморгал, абсолютно не понимая. А Клодия поняла.
— Анита, зря слова тратишь. Сколько бы я ни
тренировалась, я даже для лучших из них — все равно девчонка.
Бобби Ли посмотрел на нас по очереди:
— О чем это вы?
Я постаралась выражаться как можно яснее, не применяя
длинных слов.
— Клодия крепче и выше почти всех крысолюдов, что
сегодня у тебя есть. Почему ты ее сажаешь в первую машину и думаешь, что это
будет выглядеть нормально и безобидно? У нее какой угодно вид, только не
безобидный.
Он заморгал, морща лоб:
— Под рубашкой мышц не видно.
— Шесть офигенных футов плюс шесть охрененных дюймов
роста, и плечи не уже твоих. Этого под рубашкой не спрячешь.
— Мне это известно, Анита.
— Тогда зачем сажать ее впереди, где водитель должен
выглядеть безобидно?
Бобби Ли попытался объять мои слова разумом, но он, в конце
концов, всю свою жизнь провел как боевик — пусть сообразительный, но боевик.
— Она у нас единственная девушка, кроме тебя, а тебя
они узнают.
— Ты хочешь мне сказать, что нашего противника меньше
насторожит Клодия, чем мужчина пониже ее и менее мощно сложенный?
Это было уже достаточно ясно, чтобы до Бобби Ли дошло. Он
открыл рот, закрыл, снова открыл и негромко засмеялся.
— Я понял, к чему ты, но если правду сказать — да, они
меньше будут бояться. Мужчины не видят в женщинах угрозы, какая бы большая
женщина ни была, а вот мужчина всегда под подозрением, как бы он ни был мал.
Я покачала головой.
— Это почему? Потому что у нас есть груди, а у вас нет?
— Анита, брось, не трать времени, — сказала Клодия. —
Мужчины — они мужчины и есть, и ничего с этим сделать не могут.
Поскольку я мужчиной не была, я приняла на веру слова Бобби
Ли насчет того, что плохие парни меньше испугаются, если в нашем подстроенном
столкновении будет участвовать женщина. Сама должна признать, что я бы меньше
испугалась физически другой женщины, хотя это как-то неправильно.
Клодия надела светлую мужскую рубашку и застегнула ее, даже
рукава. Спереди она оставила пару пуговиц незастегнутыми, чтобы создать вырез,
потом сняла завязку с волос. Она встряхнула головой, и волосы рассыпались по
плечам и вокруг лица скользящим темно-каштановым потоком. Жесткие линии лица
смягчились, а я вдруг поняла, какой бы она была, если бы хоть немного сил
потратила на то, чтобы выглядеть женщиной. На ум пришло слово «выдающаяся».
