— Это почему? — нахмурилась она.
— Если Хайнрик и его команда приехали вообще в город,
то дело пахнет терроризмом. Наверное, еще с расовым уклоном. — Я коснулась
пальцем папки. — Хотя он пару раз работал для людей иной масти, так
сказать. Интересно, как он это обосновал своим друзьям-расистам?
— Может быть, он просто наемник, — предположила
О'Брайен. — Может, это случайно он работает чаще на белых расистов. У них
были деньги, когда ему они были нужны.
Я подняла на нее глаза:
— И вы в это верите?
— Нет, — улыбнулась она. — А вы, Блейк,
мыслите как коп, в этом надо отдать вам справедливость. Не ожидала.
— Спасибо. — Я восприняла это как очень высокую
похвалу, как оно и было.
— Нет. Птица, что ходит как утка и крякает как утка
утка и есть. По его досье видно, что он — белый расист, который не брезгует
брать деньги у тех самых людей, которых желает уничтожить. Он расист, но не
фанатик.
— Наверное, вы правы, — кивнула я.
Она посмотрела на меня пару секунд, потом кивнула, будто
пришла к решению.
— Если семьдесят два часа подойдут к концу, можете
приходить, и попробуем брать на пушку, но для этого нам бы стоило иметь пушку
получше двух зернистых фотографий.
Я кивнула:
— Согласна. Я изо всех сил постараюсь что-нибудь
вспомнить до того, как мы пойдем тянуть льва из логова за бороду.
— Тянуть льва из логова за бороду? Какую это книжку вы
недавно прочитали?
Я покачала головой:
— Мне читают вслух друзья. Если книжка без картинок, я
почти ничего не могу в ней понять.
Она еще раз на меня посмотрела, наполовину с раздражением, а
наполовину пытаясь скрыть улыбку.
— Что-то я сомневаюсь, Блейк.
На самом деле мы с Микой и Натэниелом читаем друг другу по
вечерам по очереди. Мика был потрясен, узнав, что ни я, ни Натэниел не читали
«Питера Пэна», и с него мы начали. А я потом узнала, что Мика не читал
«Паутинку Шарлотты». Натэниел в детстве читал сам себе книжки, но ему никто
никогда не читал вслух. Он не мог вспомнить ни одного такого случая. Только это
он и сказал, что не может вспомнить, как ему читают книжку, но такая фраза
говорит больше целых томов. Так что мы стали читать друг другу по очереди —
такой ритуал отхода ко сну, более домашний и почему-то даже более интимный, чем
секс или кормление ardeur'a. Любимые детские книжки читаешь не тем, с кем
трахаешься, а тем, кого любишь. Вот опять это слово — «любовь». Кажется, я не
очень понимаю, что оно значит.
— Блейк! Блейк, вы еще здесь?
Я заморгала и поняла, что О'Брайен обращается ко мне, а я не
слышу.
— Извините, я, кажется, задумалась.
— Кажется, не о самых приятных вещах.
Что тут скажешь? И приятных, и неприятных, как вся моя
личная жизнь. А вслух я произнесла:
— Извините. Меня малость нервирует, когда у меня на
хвосте висит тип вроде Хайнрика.
— У вас был не испуганный вид, Блейк. У вас был вид
человека, слишком глубоко задумавшегося.
— За мной гонялись наемные убийцы, бывало, но не
террористы с политическим уклоном. В том, чем я занимаюсь, близко нет политики.
Уже произнося эту фразу, я знала, что она неверна. Есть два
вида политики, в которых я увязла по уши: меховая и вампирская. Блин, а что,
если его наняла Белль? Нет, как-то не складывается. Я слишком тесно
соприкасалась с ней разумом, она все еще думает, что может мной овладеть. А то,
чем она собирается править или пользоваться, она уничтожать не станет.
Ричард все еще разгребал ту политическую неразбериху,
которую устроил в стае своей попыткой установить демократию. Всеобщее, равное и
так далее. Ни черта не вышло, потому что он забыл сохранить за собой
президентское вето. Он — Ульфрик, царь волков, и сам выхолостил свой пост, а
теперь никак не мог восстановить уважение и основу власти, в которой нуждался.
Я ему помогала, но часть стаи считала мое вмешательство еще одним признаком его
слабости. Блин, да и сам Ричард так считал.
Но сейчас, насколько я знала, никто не пытался наезжать на
стаю Ричарда. Соседние стаи решили держаться подальше, пока пыль не осядет. В
стае никого не было, кто мог бы бросить ему вызов за пост вожака, кроме
Сильвии, а она этого не делала, потому что к Ричарду хорошо относилась и не
хотела ставить себя перед необходимостью его убивать. Если бы Ричард не боялся
того, что может устроить Сильвия, став Ульфриком, он бы мог и так уступить ей,
но он знал, и Сильвия не скрывала, что ее первым приказом было бы убить всех,
подозреваемых в нелояльности. Таких могло бы набраться до двух дюжин, и Ричарду
этого не хотелось. Но Сильвия, будь у нее проблемы, пришла бы прямо ко мне. А
значит...
Я посмотрела на О'Брайен. Она вглядывалась в меня, пытаясь
прочесть мои мысли. Я не знаю, что она увидела у меня на лице. Сегодня я была
не в лучшей форме.
— Выкладывайте, Блейк, — сказала она.
Я решила, что полуправда будет лучше, чем ничего.
— Я подумала, что есть один вид политики, в котором я
участвую.
— И это?
— Вампиры. У меня тесные связи с Мастером города
Сент-Луис. Не думаю, что Хайнрик сознательно стал бы работать на вампира, но он
мог этого не знать. Такую работу обычно заказывают через посредника, и никто
никого не видит в лицо.
— А с чего это какому-нибудь вампиру взбрело бы в
голову вас убивать за то, что вы встречаетесь с Мастером города?
Я пожала плечами.
— В последний раз, когда меня пытались убить, то именно
по этой причине. Они считали, что это ослабит... Мастера, отвлечет его
внимание.
Она перегнулась через стол, скрестив руки на животе.
— И вы думаете, что так оно и на этот раз?
Я сдвинула брови и покачала головой.
— Не знаю. Не думаю, но никакая другая политика мне в
голову не приходит.
— Я занесу в дело и передам по команде. Можем вам
предложить защиту полиции.
— У вас на такие вещи выделены средства?
Она улыбнулась, но не так чтобы радостно.
— У Хайнрика в досье есть слово «террорист». Поверьте
мне, в наше время это страшное слово позволит мне поставить на вашу защиту
кодлу здоровых мужиков.
— Не следует ли говорить «людей»? — спросила я,
глядя ей прямо в глаза.
Она фыркнула:
— В гробу я видала эту политкорректность, да и вы,
кажется, тоже.
— Извините, не устояла против искушения.
— К тому же вы достаточно давно работаете с полицией и
знаете, что это обычно именно мужики.
